Переподготовка

Трудно понять логику людей военных – если, конечно, им понятно значение этого слова. Но так или иначе, в августе 1972 года меня вызвали в военкомат и сообщили, что старшина второй статьи запаса Виктор Жаров призывается на переподготовку, на два месяца. Я попытался доказать, что это не логично: прошло всего восемь месяцев с того момента, как я „сыграл ДМБ” – ничего еще не забыл, „морзянку” помню (кстати, и сейчас могу любой текст пропеть азбукой Морзе, потому что подготовка в учебном отряде была еще та) - но что для майора мои слова?

- Военнообязанный? Военнообязанный! Кру-гом...

И мы с другом Володей Холоимовым (вот же судьба: вместе призывались, вместе служили, вместе домой вернулись, а теперь и на переподготовку вместе) загремели в славный город Севастополь, по улицам которого я ходил совсем недавно.

Переподготовку мы проходили на мысе Тарханкут, на морском посту наблюдения и связи. Заключалась она в том, что мы спали, сколько хотели, купались в море, которое плескалось в тридцати метрах от кубрика, а матросы-срочники несли службу. И все было на своих местах. Единственное неудобство – скука: книг почти не было, экран телевизора часто засыпал „снег” (это когда врубали радары, которым в изобилии был напичкан Крым), а когда наступил октябрь и в море особенно уже не тянуло - вообще мрак. Ближайший населенный пункт, поселок Оленевка, находился в нескольких километрах, и если молодые матросики регулярно бегали туда на танцы, то нам с Вовкой особенно и не хотелось – все-таки с „гражданки”, не голодные.

А однажды пошли. И едва не оказались в штрафбате...

На Тарханкуте по третьему году служил наш земляк, Толя Белодед – шустрый, обаятельный, остроумный парень. Естественно, он знал наперечет чуть ли не всех оленевских девчонок, и заявил однажды, что сегодня в поселке свадьба, и нас там ждут. Ну, ждут, так ждут. И мы впятером отправились в Оленевку...

Столы были накрыты прямо во дворе. Не скажу, что нас встретили с распостертыми объятьями – скорее, наоборот. Правда, за стол усадили, где-то с краю, рюмочку налили. Я кожей чувствовал напряжение гостей, давно уже сообразив, что матросня здесь нахрен никому не нужна. Шепнул Холоимову: „Пошли отсюда”. Но Белодед дернул меня за руку – сиди...
Нам еще налили, после чего хозяйка прямо сказала, мол, ребята, пора и честь знать. И мы пошли на танцы в местный клуб.

Дальше события развивавались стремительно. Я, правда, не был их участником, потому что „снял” на танцах девчонку из Евпатории, которая приехала к маме-папе на каникулы, мял ее под каким-то деревом (на большее она не согласилась, несмотря на все мое молодое упорство), и не солоно хлебавши пошел через степь в часть.
Наших в казарме еще не было. Лег спать. А утром начался детектив...

Это сейчас, спустя годы, вспоминаю тот случай с улыбкой. Тогда было не до нее. Ну, представьте: выхожу утречком в гальюн, за столом под ивой, во дворе, сидит мент. Правда, без фуражки и без погон. И манет меня к себе пальчиком.

-Я местный участковый. Был вчера в Оленевке на свадьбе?
-Был.
-Тогда рассказывай.
-Что именно?
Он посмотрел на меня так устало, дескать, сколько я таких уже видел-перевидел, и грохнул кулаком по столу:
-Рассказывай, твою мать!
Я понял: что-то в поселке ночью произошло. Но за мной вины никакой не было, я в ответ тоже грохнул кулаком:
-Что рассказывать?
-Вы человека вчера убили на свадьбе! В драке.

Оба на! Признаться, мелькнула трусливая мыслишка: вовремя я с той девчонкой тискаться ушел.
А тут ребята на улицу выходят по одному. И каждого мент к себе пальчиком подзывает. И говорит про убийство. Вижу, побледнели пацаны...
Тишина, ждем последнего участника, тоже переподготовщика, Лешу из Ялты. И вдруг голос, как из могилы:
-Батю за шо убили?
Пацан стоит на дороге с велосипедом, сын потерпевшего. Совсем уж хреново всем стало (мы тогда еще не знали, что никто никого не убивал, но драка была, а местный Анискин просто брал толпу на понт).
-Все?

Оглянулись: Лехи нет. Но был ведь только что, в кубрике. Начали искать – по сараям, на маяке, с обрывов отвесных ( а они там по тридцать метров высотой) вниз заглядывали – не сиганул ли с испугу. Леня как сгинул. И голая степь вокруг до горизонта, негде спрятаться.

Понятное дело, жена потерпевшего подняла страшный шум, мол, матросы терроризируют поселок, она этого так не оставит, напишет письмо маршалу Гречко и т.д. и т.п.
Но вот что значит сильный юрист: в Оленевку приехал военный прокурор, правда, не сразу после событий - как я потом догадался, он поработал в архивах. Дело в том, что в этот поселок после отсидки в лагерях направляли на поселение бывших полицаев. Так вот: отец невесты, пострадавший, и был одним из них. Майор очень внимательно выслушали бушевавшую бабу, и спокойно спросил, знает ли она, кем был во время войны ее муж?

Она, конечно, знала – но муж чист перед Родиной, потому что отсидел свои десять лет.
Эх, майор, как он здорово выручил тогда матросов. Он прочел бабе небольшую убедительную лекцию (я при этом присутствовал, потому что майору нужен был помощник, я им на время и стал, так как что в драке не участвовал) о том, что предатели Родины перед ней чистыми не могут быть никогда, это клеймо, а вот те ребята, на которых вы сейчас пытаетесь катить бочку, Родину как раз и защищают, в отличие от вашего мужа, и что он работал в архивах - похоже, не все грехи вашего супруга учтены, так что дело можно будет пересмотреть, сами понимаете, в какую сторону – ну, и т.д
Она сникла. Отделались пацаны тем, что заплатили за разорванную рубаху потрадавшему и заплатили за лекарства – сущую ерунду, потому что „убитый” находился в больнице каких-то полтора часа, когда ему наложили шов на рассеченный лоб. Толю Белодеда, как организатора, посадили на гауптвахту, Вову Холоимову разжаловали с главного старшины до старшины второй статьи (с каким садистским наслаждением срезал я ему погоны – что, говорю, Холоим, сравнялся со мной в звании?) – вот на этом все и закончилось.

А через неделю на Тарханкут привезли Леню. Ох, он нам и рассказал...
-Я из кубрика выхожу, слышу, мент говорит, что мы человека на свадьбе убили. А ведь это я его по башке трахнул куском ракушняка. Надо, думаю, в бега подаваться. А куда, степь кругом. Тогда я зарылся в стог сена, смотрел оттуда, как вы по обрывам бегали. Потом добрался до Ялты, продал две золотые печатки, купил болоньевый плащ – я в робе был, при погонах. Что делать дальше? А, думаю, хрен с ним, все равно поймают, тем более, что документов нет, военный билет здесь остался. Возьму-ка лучше вина, поеду к ребятам, выпьем напоследок. Ну, еду на „тачке”, а мне водила говорит: а документы у тебя, служивый, есть? Здесь закрытая зона, видишь шлагбаум на горизонте? Там погранцы стоят...

Развернулись, и в Симферополь. А куда ехать? Надо, думаю, выпить, чтоб прояснилось в голове. Только пробочку свернул, как мент подходит. У нас, говорит, матросик, здесь не пьют. А я не матросик, отвечаю. А сам же в форме. Ну, приводит он меня в участок: где живешь, то-се. В Ялте, отвечаю. Они звонят в общагу – есть такой, там говорят, только он сейчас на переподготовке. Отпустили. Я приехал в Киев, как раз туда ближайший поезд шел, сел на лавочку на вокзале – что дальше делать? Выпить, конечно, надо для ясности. Понятное дело, опять мент подходит, я старую песню запел, как в Симферополе, меня в участок тянут, звонят в Ялту, а оттуда отвечают, что такой здесь прописан, только он объявлен во всесоюзный розыск.

Лапти, конечно, сплели. И под конвоем в Симферополь. А я говорю, мол, ребята, я, вообще-то, псих, на учете в психушке города Саки состою.
Повезли меня в Саки. Врачи встретили, как родного, говорят, Леня, опять к нам? Прямо соскучились уже. Вот и все, что с меня, с дурака, взять. Теперь сюда привезли, вещички забрать. Жаль, конечно, что вино тогда вам не довез, но что я мог поделать...

Послушал я тогда Леню и подумал, что бывают в жизни моменты, когда сумасшедшим быть не так уж и плохо – посадили б ведь, если бы не психушка. За нанесение телесных повреждений, а заодно и за дезертирство из расположения воинской части.

И еще подумал: каким образом псих Леня получил военный билет? Или военкоматы такие тогда были?

Âèêòîð ÆÀÐÎÂ