Глазами художника

Мы идем мимо, якобы по делам, а уличные художники работают на свежем воздухе, наслаждаясь погодой и свободой. Их образу жизни можно позавидовать. Как и их умению извлечь из нашей внешности главное и показать это главное нам. Чем успешно и занимаются мои собеседники Анжела Савостьянова и Юра Щекотихин.

Шарж [франц. charge] – сатирическое или добродушно-юмористическое изображение [обычно портрет], в котором при соблюдении внешнего сходства изменены и выделены наиболее характерные черты модели, разновидность карикатуры.

–Анжела, как давно ты рисуешь шаржи?
Анжела: С 1994 года. Собственно, рисование шаржей – это совмещение приятного с полезным.
– “Приятного с полезным” – то есть ты это работой не считаешь? Раз приятное, то работой не назовешь, – так мы привыкли считать?
А.: Конечно, это работа, иногда приятная, иногда не очень. Работа связана в первую очередь с людьми, а люди, как известно, у нас разные.
– Тебе трудно настроиться на шарж? Все-таки нужно не-знакомого человека изобразить за несколько минут?
А.: По-разному, но ведь это уже вопрос профессии. Есть закон – шаржи получаются удачные, когда у художника очень хорошее настроение, знаешь, когда внутри – кураж, или когда настроение очень плохое…
– То есть обязательно нужна такая эмоциональная волна…
А.: Обязательно! Если все ровно, никак, то в этот день и рисовать не стоит…
– А если тебе позирует человек с таким стертым «никаким» лицом – все среднее: и нос, и рот, и глаза, и их выражение… Трудно рисовать шарж в этом случае?
А.: Да, трудно ухватить главную деталь. Но трудно и когда слишком много характерных черт – тогда не знаешь, за что зацепиться. Как правило, в портрете делаешь акцент на какой-то главной детали. Впрочем, это можно сказать о любом виде искусства: художник делает акцент на самом главном.
– А вот если девушка позирует, такая идеальная, как кукла?
А.: Есть такие лица. Их точно так же трудно изобразить в шаржированном виде, как и детей. Дети ведь, с нашей точки зрения, все на одно лицо – потому что природа еще не вылепила главные черты… Поэтому, если просят нарисовать детей, рисуешь просто – то, что видишь, – мультик такой красивый получается!
– Вот мы с тобой вчера говорили о том, что такое шарж – в первую очередь речь идет ведь о юморе? Шаржи могут быть печальными или трагическими?
А.: Я несколько раз рисовала шаржи на стариков, – безумно интересно рисовать старых людей, потому что ты рисуешь фактуру, над которой уже время поработало. Но эти портреты не смешные… Это уже не шарж. Потому что шарж – утрирование каких-то черт, а если ты рисуешь пожилого человека, то за тебя главную работу уже сделало время.
– Анжела, ты только что нашего Максима [журналист «МИГа» Максим Асауляк] изобразила минут за десять, то есть рука набита более чем профессионально. А ты рисовать-то училась, в художественную школу, например, ходила?
А.: Нет, вот моя школа – Юрий Щекотихин.
– Но ведь в какой-то момент человек должен себе сказать: да, я умею рисовать…
А.: Я до сих пор в себе сомневаюсь. Я очень редко бываю удовлетворена своей работой, несмотря на то, что наши персонажи реагируют очень непосредственно, восхищаются, рассыпаются в благодарностях, я испытываю, как правило, неловкость.
– Интересно, как человек решается позировать для шаржа? Ведь мы все хотим быть покрасивее, а вы, так или иначе, изображаете нас с юмором?
А.: Прежде всего, наш «клиент» – человек в хорошем настроении. Либо это тот, кто намерен сделать сюрприз ближнему своему: очень много заказов – шаржи в подарок на день рождения.

В разговор вступает Юра Щекотихин, один из первых уличных художников в Запорожье.

Юра: Как правило, требование сформулировано так: “Нарисуйте его!”. Самые отважные, кстати, женщины. Они говорят: “Я ничего не боюсь, нарисуйте меня с полной откровенностью!” Возможно, это самоутверждение. Нормальный человек шаржа не захочет, ну разве что художник захочет, чтобы его шарж нарисовал другой художник – из любопытства.
А.: Меня радует, когда шарж заказывают женщины – здоровое чувство юмора помогает в женской нелегкой жизни. Потому что, как правило, женщина хочет портрет, да еще сильно приукрашенный.
Ю.: Бывает, что человека нарисовали, и он приходит к тебе снова лет через пять, и заявляет: “Нарисуй-ка меня еще раз, я уже ничего не боюсь”. Потом человек удивляется, что я повторяю рисунок почти один в один. Так ведь это потому, что шарж на самом деле отражает самые что ни на есть сущностные характеристики человека. И через двадцать лет этого человека нарисуешь – получится то же самое.
А.: Когда я рисую шарж, прошу, чтобы мой объект обо мне забыл, а еще лучше – беседовал с друзьями, потому что важно уловить не только черты, но и мимику. Потому что художник – он еще и психолог. Стопроцентно удачный шарж получается только в том случае, если ты уловишь характер человека.
Ю.: Шарж – это впечатление от человека.
– И почем стоит меня нарисовать?
Ю.: Средняя цена по всему миру – ориентировочно десять долларов.
– Самое странное место, в котором вам приходилось рисовать шарж?
Ю.: Нет такого места, где было бы нельзя нарисовать шарж!
– Ну, все-таки!
Ю.: Как-то однажды мы сели в поезд, и от тоски перерисовали в поезде всех: соседей, проводников, директора ресторана, ресторанных работников, начальника поезда.
Мы рисовали в шторм, перемещаясь на катере от одного пункта до другого, – дело было в Крыму. Рисовали в такси таксистов, в автобусе – водителей. Самое отвратительное – рисовать на дискотеке, при мигалке.
А.: Рисовали, подглядывая через окно ресторана. Нас очень сильно попросили нарисовать жениха и невесту, которые танцевали в зале.
Ю.: У меня мечта – сделать шарж в затяжном прыжке с парашюта, – мне это пришло в голову, когда я узнал, что один из элементов подготовки космонав-
тов – решение логических задач в затяжном прыжке с парашютом.
– Как быстро можно нарисовать шарж?
Ю.: Рекорд скорости – 14 секунд. Вообще – в зависимости от сложности задачи – минут десять-пятнадцать.

Уже история

Ю.: Во времена развитого социализма, при полном действии статьи о нетрудовых доходах, шел как-то по городу молодой специалист-архитектор Юрий Щекотихин, то есть я, и молодой художник Дима Ципунов. Мы шли и размышляли: почему Монмартр в Париже есть, с уличными художниками и всем, что полагается, а вот в нашей стране ничего такого нет? Нету Монмартра, но попробуем устроить! Посадят – дадут лет восемь! Но – то ли мы пива выпили, то ли портвейна, – уселись с планшетами между Мира и Сталеваров. Рисовать приходилось, как мы посчитали, сталеваров, которые в пять приходят с работы, и к этому времени, часам к восьми вечера, пообедавши, выйдут на улицу выпить пива. Художественное образование у нас с Ципуновым имелось, рисовать мы умели и были готовы к подвигам. Словом, мы сели на парапетик и стали отлавливать гуляющих. Когда к нам сел первый желающий с кулаками как кувалды, по тем временам мы заломили цену – рубль за шарж, три рубля за портрет.
– Сколько стоила бутылка портвейна?
Ю.: Два пятьдесят! Бокал пива – 22 копейки!
– Просто чтобы люди понимали, насколько были высоки ставки…
Ю.: И вот когда я понял, что я сейчас нарисую живого человека, причем не за тридцать академических часов, как в институте, а за обещанных пять-десять минут, и если нарисую хорошо, то получу свой рубль, а если плохо – получу этим самым кулаком… Вот тут-то я и начал учиться рисовать. И нарисовал первого своего клиента очень хорошо, прекрасно понимая, чем грозит фиаско. Вот это была настоящая школа шаржей. Говорят, примерно в это время в Москве стал появляться Арбат, – не улица, а сообщество уличных художников. Видимо, в Москве тоже кто-то задумался о том, почему Москва не Париж.
– Жизнь под открытым небом продолжается?
Ю.: Мы ведь живем в Одессе, Одесса – особый город, достаточно сказать, что у нас есть категория клиентов, которая размещает свое шаржированное воображение на визитках для друзей. Расчет понятный: если человек может посмеяться над собой, какой он сильный! Это действительно большие люди. В основном мы теперь работаем на свадьбах, корпоративных праздниках, в ресторанах на заказных вечеринках. А уличное рисование всегда было, есть и будет. Точно так же бродячий музыкант всегда себе найдет работу.

Беседовала Инга Эстеркина