Чтиво на выходные: Автограф

Прошло много времени, и теперь я могу рассказать эту историю, о которой молчал более тридцати лет. Итак, поздняя осень 1974 года...

В Москве проходил шахматный матч между Анатолием Карповым и Виктором Корчным, победитель которого должен был сражаться за звание чемпиона мира с шахматным гением Робертом Фишером. Редакция газеты „Индустриальное Запорожье” много лет подряд проводила шахматные конкурсы (популярная, кстати, затея: открытки с решениями задач приносили в отдел писем мешками), и вот на редколлегии приняли решение: наградить победителей конкурса шахматными книгами с автографом Карпова или Корчного – ну, кто из них выиграет матч. И я, как спортивный репортер газеты, поехал в Москву. Естественно, зашел в редакцию „Советского спорта”, чтобы договориться о пропуске в Дворец культуры на Берсеньевской набережной, где проходила встреча гроссмейстеров – пропусков у них не было, но меня выручил шахматный обозреватель газеты Паша Дембо. Он дал мне пропуск фотокорреспондента „Советского спорта” Дмитрия Маргулиса, и назавтра мы с Пашей поехали во Дворец.

Надо сказать, охрана там была еще та. Такие себе неприметные широкоплечие мальчики с цепкими глазами, взгляд которых подобен рентгену – прямо съежиться хотелось. Но Дембо мне сказал, мол, вперед, наглость города берет. Хорошее дело – вперед, но я ведь знал, что Маргулису уже стукнуло шестьдесят лет, а мне тогда и двадцати пяти не было, вроде как разница. А вдруг охрана знала старого репортера в лицо - что тогда?

Похоже, знала. Амбал долго рассматривал мой пропуск (он без фотографии), а потом спросил:
- Это вы, что ли, Маргулис?

Паша сзади подталкивал меня животом, и я нашелся:
- Да, я Маргулис. Только я сын того Маргулиса. Мы с отцом в одной газете работаем.

Охранник как-то облегченно вздохнул, и мы оказались внутри. Дембо засмеялся:
- Ну ты, хохол, молодец, сметливый. Надо Димке сказать, что у него сын в Запорожье живет, а то ведь не догадывается, старый кобель.

Я не могу назвать себя шахматистом, поэтому мне было не очень интересно, что происходит на сцене: ну, сидят два человека над доской, думают по полчаса над каждым ходом, в зале гробовая тишина. Куда веселее было в буфете. Я забрел туда пивка попить – опять же через охрану, но теперь я вел себя уверенно – а там одна шахматная зведа ярче другой: Спасский, Таль, Геллер, Бронштейн, Тукмаков, Штейн... Они разыгрывали между собой блицы: ставка, помню, десять рублей, время на партию – полминуты. Молниеносная игра: ход, кнопка на часах, ход – кнопка, с пулеметной скоростью.

Таль выигрывал у всех.
- Зинка! - кричал он своей жене, кажется, Затуловской, тоже гроссмейстеру. –Притащи мне коньячку, тут еще одному червонец карман жжет...
Делать мне, в принципе, было нечего: часами просиживал в редакции „Советского спорта”, и так там примелькался, что Виктор Понедельник, известный в прошлом футболист, член сборной СССР, спросил однажды у меня:
- Ты в футбол играешь?
- На пляжном уровне.
- Годится. У нас в субботу игра с „Московским комсомольцем”, побегаешь за нас. А то в редакции одни шахматисты и шашисты. Да еще эти... ну, палки которые кидают... городки.
Поиграть в одной команде с заслуженным мастером спорта Виктором Понедельником мне не довелось: журналисты „МК” меня раскусили с ходу. Понедельник говорил им, что я студент, сейчас прохожу практику в редакции „Советского спорта”, следовательно, имею право выступать за команду, а „комсомольцы” резонно спрашивали: а удостоверение у вашего практиканта есть? Ах, нет. Тогда и разговора нет...

А матч тем временем подходил к концу. Оставалась последняя партия, и ситуация сложилась таким образом, что Карпову достаточно было ничьей, чтобы выйти на Фишера. И тут он приболел, встречу перенесли на два дня. Я позвонил в Запорожье, мне сказали, что командировку продлят - сиди до конца, и без автографа не возвращайся.

Помню финал: Карпов предложил ничью (значит, она бы и была), Корчной молча пожал ему руку, и торопливо ушел со сцены. На Карпова набросилось его окружение: обнимали, целовали, пытались даже качать, и увели за кулисы.
- Давай, Паша, теперь твое дело. Вот книги, дуй к Карпову, тем более, что ты его знаешь лично, - сказал я.

Дембо схватил стопку книг, и исчез. Но не надолго – появился с удрученным видом:
- Кранты, Витя, Карпова кагэбэшники сразу же увезли, он в Подмосковье где-то обитает. А Корчной – в гостинице „Советской”. Пусть он книги подпишет, какая разница...

В „Советской” я прождал Виктора Львовича до половины двенадцатого ночи. Жена его пришла, его же не было.
- Да не придет он сегодня, - сказала мне администратор. – Наверное, поражение где-то коньяком заливает. А вот вы на метро запросто опоздаете. Вам же в Лужники? Далековато...

Действительно, кранты – просидеть в Москве целую неделю, и все в пустую?
Назавтра я зашел в редакцию „Советского спорта” - мол, что делать, мужики? Гена Ларчиков, заведующий отделом футбола и хоккея, спросил у Дембо:
- Пашка, у тебя открытка с Карповым есть? Ну-ка, дай ее сюда...

Обычная открытка: фото Карпова, какой-то текст, но главное – там был автограф гроссмейстера, факсимиле.
- Значитца так, казак, - сказал Ларчиков, - я пока потренируюсь, а ты давай вниз, там за углом есть магазин. Ну, понимаешь, что к чему...

Гена потренировался, тяпнул „для верности”, как он объяснил, граммов сто водочки, взял книги... и через пять минут я имел автографы Анатолия Карпова, будущего чемпиона мира.

В Запорожье мы эти книги вручили победителям в торжественной обстановке. И тридцать с лишним лет я молчал. А что мне тогда оставалось делать, в Москве?

Виктор ЖАРОВ