С завода – на войну

Известие о войне застало Бориса Мефодьевича Старушко на работе, в одну из ночных смен. Тогда 88-летнему освободителю нашего города было 17 лет.

 «Это уже после войны, в 1946-м… Это меня принимали в казаки... Это нашу 60-ю дивизию приглашали в Москву», – ветеран перебирает старые фотографии, свежие ксерокопии наградных листов, какие-то вырезки из газет. Он вправду считает, что ему рассказывать нечего, вот, разве что только фото, медали показать…

С ветеранами приходилось общаться и раньше, все, как один, удивляют простотой, скромностью, и, больше всего, – доверчивостью. Договариваясь о встрече по телефону, они абсолютно беспечно диктуют адреса, сообщают, когда будут дома одни, а потом, ближе к назначенному времени, еще и дверь оставляют открытой…

«А что? У меня слух плохой, отворил, чтобы Ваш приход не пропустить, – оправдывается Борис Мефодьевич в ответ на совет держать дверь запертой и смотреть в глазок на «пришельцев» вроде меня. – У меня и красть-то нечего…» Ну, это да, конечно. Достаток наших пенсионеров высоким не назовешь. Ветеран щедро делился богатством, которого не отнять, тем, что только подарить можно – воспоминаниями.

Как в кино, только страшнее и по-настоящему

«Ну, что я могу еще сказать, что могу добавить?» – Этими словами он заканчивал каждый тревожный рассказ. Казалось, сейчас ветеран скажет какую-то очень яркую, поразительную деталь истории, но она застывала у него на губах и срывалась уже этим клише: «ну, что я могу добавить…» Будто он не хотел словесно оживлять самые тяжелые воспоминания, чтобы не страдать от них снова.

«Когда началась война, я работал на заводе и отец мой тоже, только на другом. Мы должны были последним эшелоном эвакуироваться», – вспоминает Борис Мефодьевич. Не уехали. Немцы обступили Запорожье, и город оказался в полукольце: «Железная дорога была уже перекрыта, пришлось вернуться в город. Мне запомнилось, как мы форсировали Днепр. Молодые были, по 17-18 лет – дети еще. Представляете? Подошли к реке, уже сели на паром, а немцы начали нас так ракетами забрасывать, что ночь превратилась в светлый день. Я это так хорошо запомнил, прямь на всю жизнь. Тяжелая артиллерия бьет со всех сторон – вода, можно сказать, кипела от взрывов, точно как в фильмах показывают. Лодки переворачивались. Наш паром еще не доплыл до Хортицы, а у нас уже и раненые были, и убитые…Мы обвязывались корковыми поясами, чтобы не потонуть, если в воду свалимся. Мне попало два осколка в левую ногу…»

Затем Бориса Мефодьевича отправили в медсанбат. Там где сейчас цирк, был 14-й поселок, там в бараках и разместился медсанбат. Оттуда, подлечившись немного, направился Разумовку освобождать: «До чего же нас немцы хотели сбросить в воду! Почти каждую ночь с контратаками наступали, со всех сил пытались нас столкнуть. Но наши ни на шаг не отступали. Мы очень стойкие были, держались». Теперь, каждый год, в день освобождения села, ветеранов приглашают проводить Уроки мужества и рассказывать о своих подвигах. «14 октября только левый берег был освобожден, а не весь город, как сейчас говорят. Полностью город освободили 30 декабря 1943», – вспоминает фронтовик.

Мы бы так не смогли

«Помню, когда всю нашу 5-ю ударную армию (3-й Украинский фронт) перебросили на 1-й Белорусский фронт на Варшаву, мы месяц шли только ночами. Невозможно поверить, что человек может спать на ходу. Обоз едет, а ты держишься за подводу – идешь рядом и спишь. Если на 2 часа зажмуришься где-то ночью и поспишь – то вообще хорошо. На снегу спали и, можно сказать, не болели почти. У нас, конечно, была шинель и рукавицы, но все равно на снегу спать не очень хорошо. Кормежка была: каша перловая, суп перловый. Перловку называли шрапнелью (смеется). Бывало, что и нечего есть, бывало, что хлеба даже не было. Сухарь только дадут, такой старый, словно ему уже много лет. Кусочек отобьешь от того сухаря, отгрызешь... Не передать...»

Борис Мефодьевич считает, что если бы война снова началась сейчас, то мы, современная молодежь, не выдержали бы такого испытания. Я с ним согласна.

Их оставалось только трое

В Варшаве попал в отделение санитаров: «2 человека, носилки, инструктаж. Научили и жгут, и шину ставить. Приходилось и наркоз давать. Собирали раненых во время боя и свозили в машины, а потом машины шли с фронта в госпиталь, примерно в 10 километрах. Руки, ноги приходилось закапывать у госпиталя…Товарищей хоронить…Я не могу передать, что мы пережили».

2 февраля перешли немецкую границу, 16 апреля началось наступление на Берлин: «Несколько сотен прожекторов осветили немецкую передовую, и мы по команде пошли в атаку. Это место назвали «Долина смерти», там столько наших погибло – тяжело представить. 30 апреля у нас уже не было бойцов: 89 человек из полка. Если в батальоне, в мирное время, должно быть 600 человек, то у нас по 25 оставалось. По статистике, из 10 призванных солдат домой вернулись трое»

Со слезами на глазах…

А когда узнали об окончании войны, то «такое торжество было: плакали все, обнимались, как родные, – говорит ветеран. – Демобилизовался я в 1947 году и на завод «Запорожсталь» поступил. Через два года дали вот эту квартиру, представляете, бесплатно. Сейчас так не бывает».

Борис Мефодьевич Старушко прошел всю войну, от начала до Победы. От Запорожья до Берлина. Как сам же и говорил, «они такое пережили – не передать», однако, рассказывая о войне, фронтовик был достаточно многословен. Чего действительно ему было «не передать», так это теплых воспоминаний о жене. Видимо, страх быть убитым в бою бледнеет рядом с болью от потери любимых: «Жена моя умерла 4,5 года назад. Такая мне попалась… Все умела. Все знала и делала. Даже хлеб выпекала сама». Он очень тоскует по жене, говорит о ней ласково и таким голосом, словно вот-вот заплачет.

Борис Мефодьевич ходит гулять в порт и в парк и, видно, очень рад гостям, даже таким как я – отпускать не хотел… Скучно одному, но он уже привык.

Вот медаль «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы», медаль «За отвагу» – ветеран показывает мне награды на «парадном» пиджаке. «За отвагу» сразу бросилась в глаза, она, кажется, самая большая. «Красивая!» – говорю. «Это серебряная», – дополняет Борис Мефодьевич. «Ну вот, а вы дверь открываете, кому ни попадя…», – намекая на себя, в шутку упрекаю ветерана в излишней доверчивости, на что он только улыбнулся.

Татьяна НЕХАЙ