ПОРОГИ

День Победы – один из самых почитаемых праздников в Украине. В это день мы чтим память тех, кто погиб в Великой отечественной войне и кланяемся тем, кто выжил в ней. И пусть с каждым годом мы все дальше и дальше уходим от событий 1941-1945 годов, память о людях, без которых не было бы Победы живет в наших сердцах. И поддерживают ее ветераны, те, кто был непосредственным участником боевых действий, защищал свою родину от захватчиков и сумел пережить то страшное время: они помнят имена и лица, даты и города… С каждым годом их становится все меньше и менше, а значит, их рассказы вдвойне ценны для будущих поколений. Своими воспоминаниями с «Порогами» поделились две замечательных женщины, ветераны войны, Мироненко Татьяна Павловна и Дырина Клавдия Федоровна.

"Мне было 16 лет. Война началась внезапно. Сейчас говорят, что её ожидали, -это неправда. Страна не была готова к ней: у солдат была одна винтовка на двоих человек, а немцы были полностью вооружены.

 Родом я из села Калеберда , которое находится на Полтавщине.

 Война застала меня в Днепродзержинске. Нужно было уходить от наступающих врагов. А я хоть выросла у воды, но плавать не умею, поэтому пошла с группой людей вдоль Днепра. 7 августа в 7 часов утра мы вышли из города. Нам предстояло пройти 30 км. У нас на глазах пароход с людьми, которые тоже покидали город, был уничтожен прямым попаданием бомбардировщика. Там, где минуту назад был пароход, мы увидели только столб воды…

 В 12 часов этого же дня немец уже перешел через Днепр и был в нашем доме.

 Фашисты приказали моим родителям освободить наш дом для их штаба. К слову, в семье нас было девятеро (две дочки и семеро сыновей). Моего брата(1927 года рождения) забрал к себе немец. Мама носила еду брату каждый день за 7 километров, а немец ей говорил:"Мать, не беспокойся, с нами останется жив". А вот когда наши стали наступать, он же ей и сказал:"Забирай его или ему капут. Немцы войну проиграли. Мы не виноваты, нас заставили". Кто хоть издали не видел этого ада, тому трудно поверить, что это такое.

Когда началась война, молодежь отправляли за станки ковать оружие. Первый раз я попала в Ворошиловград (нынешний Луганск) на военный завод. Стажировка длилась всего 2 недели.Зина Зайцева(хорошая женщина была) проконтролировала меня неделю и сказала, что я могу самостоятельно нарезать трубы для снарядов. Рабочая смена и норма были для всех одинаковые- 12 часов и 360 заготовок. На заводе рядом со мной работал мальчик Петя. Он был сиротой: мама его послала за хлебом, а когда Петя вернулся,то на месте их дома была огромная воронка от бомбы. С мамой в доме погибло еще два младших ребенка. А как он кричал, как он кричал: "Мама!!!". На заводе всегда просили меня его упокоить, а как я могла успокоить, если сама тихо плакала в туалете.

 Нам подселили раненых на квартиру: двух лейтенантов, братьев. У меня была мысль сбежать из Ворошиловграда, но они отговорили, сказали:"Не пройдешь, Таня. Тебя либо немцы, либо наши убьют".

 Немцы не знали преград, в Ворошиловграде противостояния не было. В нем я пробыла 5 месяцев. Враги подходили уже к стенам. "Если к 3 часам ночи не ускользнем, останемся фашистам",-сказал капитан. Для того, чтобы не было ночью беспорядка,чтобы не тратить лишнее время, наш начальник заранее распределил, кто и в какой машине едет. Капитан мне сказал:"Таня, пойдем, покажу грузовик с едой и водой, на нем и поедешь". Когда я увидела двух пассажиров грузовика, я слёзно вымолила ехать не в грузовике, а в «шевроле», в котором жутко холодно. "Все не замерзнут, и я не замерзну",-так я сказала командиру.

 Все готовы к выдвижению, стоим, кто молится,а кто и просто ждет... В три часа утра опустилась завеса из непроглядного тумана.Немец и не ожидал, что колонна уйдет. Завели моторы, поднялся дикий рев. Немцы стали стрелять, по машинам пули били как горохом. Мы прорвались, выскочили в лесопосадку в 4 утра. Только успели заехать в лесополосу и накрыть машины ветками, как в небе появился самолет-разведчик. Пока ждали в лесу, обнаружили, что грузовик-то «мой» удрал. Капитан мне сказал тогда: «Танька, в рубашке родилась».

 Ехали только ночью. 28 декабря (ровно через 28 дней) мы только добрались до Дона, а разведчик нас сопровождал до самой реки. Все голодные, но не так есть, как пить хочется. Без воды тяжелее, чем без продуктов. Командир сказал, что в первом же поселении воду просить будем. Воды нам не дали в первом поселении, да и во втором бы не дали, если бы командир не приказал. На переправе через Дон встретил нас ни один бомбардировщик. Много наших на той переправе полегло.

 Когда попали в Сталинград, то температура там была не выше -40 . Если птичка какая-нибудь летит, то так в движении и замерзает. Нас радушно приняли дедушка с бабушкой: выкупали нас, еще и одежду прожарили в баньке.

 Меня назначили кладовщиком, а склад находился в бывшем цирке. Я надеялась, что,может, братьев увижу, я была совсем одна.

 Первое ранение я получила, когда бомбили Сталинград. Я как раз поехала к себе в «цирк» с начальником, и тут тебе налет. Я осталась около машины, не побежала прятаться в здание. В грузовике лежали белье и одежда. Перед боем солдат всегда переодевали. Я боялась, что украсть могут что-то. Но начальник скомандовал,чтобы я не рисковала собой. Меня ранило, рана была на лбу, я потом еще со шрамом ходила около 7 лет. Несколько комплектов белья пропало, а это было наказуемо в военное время. Командир мне сказал:"Таня, молчи. Об этом знаем только ты и я. Никому не рассказывай - и никто не узнает".

 В Сталинграде после очередного ранения я попала в госпиталь, после относительного выздоровления (полностью не лечили, "подлатали" чуть-чуть и в бой или на другие работы), я стала медсестрой. Было очень много раненных, санитары не успевали перевязывать ихна фронте, а сразу везли в госпиталь. Приём и перевязка раненных напоминали конвейер. У этого конвейера молодые медсёстры и медбратья не могли продержаться больше трёх суток – падали в обморок. Я падала два раза. Приезжал из Москвы "ревизор" наблюдать за ситуацией. Поначалу он говорил, что плохо работают врачи и медсёстры. После того, как побыл неделю, пошёл к врачам извиняться, потому что осознал весь ужас ситуации и признал, что быстрее, качественнее работать в госпитале нельзя. В 10 км от госпиталя была железнодорожная станция. Каждый день врачи выбирали по 10 человек, которые могли перенести благополучно дорогу, но уже не были годны к боям или работе в Сталинграде. Этих людей эвакуировали в Сибирь.

Тяжелораненый солдат, лет сорока, из Алма-Аты называл меня "дочкой"

 ( я ухаживала за ним в госпитале, много времени с ним проводила ). Называл так, потому что у него была родная дочь такого же возраста по имени Таня.

 Он хотел домой, в Алма-Ату, и после долгих уговоров убедил меня провести его к поезду (хотя я не хотела, боялась, вдруг что-то по пути может случиться). Когда я с ним и другими людьми (раненные, санитары и т.д.) шла к поезду, налетел вражеский самолёт и начал обстрел. Я раненного закрыла собой. Уже возле поезда этот человек сказал: "Дочка, если у тебя родителей не окажется, заберу тебя в свою семью". Потом, уже после войны, я долго переписывалась с этим солдатом и с его дочерью.

 Все были как одна семья на войне. Особенно радостно и тепло было, когда встречали даже далёких земляков: я повстречала парня из Кременчуга в госпитале (подлечился и ушёл на фронт), и как сестра была мне девушка из Киева, она тоже работала у нас медсестрой.

 Расскажу про Чуянова. Чуянов – первый секретарь горкома Сталинграда. Он отправил семью в Уфу, создал и командовал городским комитетом обороны в Сталинграде, за что было ему присвоено звание генерал -лейтенанта. Хороший он был человек.

 Ранее запрещалось говорить об этих событиях, но я не хочу врать.

 Немцы находились от линии обороны города на расстоянии 200- 600 метров, немцы кричали нашим: "Русский, буль-буль". Командование, чуя поражение, сбежало в Астрахань. Остался лишь Чуянов.Советские солдаты говорили, что их бросили, что они никому не нужны, зачем было столько крови проливать. Ночью собрались мы, девушки-медсёстры (все с Украины), и одна сказала: "Лучше выпить яду, чем получить пулю". Мы сразу сказали, что она не права, не будем этого делать. Хотя все были близки к смерти: немец пленных девушек не брал, а убивал на месте.

 В этот тяжелейший период практического поражения приходит солдат к Чуянову с фразой: "Товарищ Чуянов, Сталин вызывает по телефону". Чуянов подошёл к аппарату. Сталин спросил:

 - Какая обстановке в городе?

 - Город в опасном положении.

 - А где начальство?

 - Его нет.

 - А куда делось?

 - Уехало в Астрахань.

 - А что им там делать?

 - Видимо, бежать от врага.

 Сталин начал отчитывать Чуянова, какое он имел право их отпускать? Чуянов сказал, что получил телеграмму из Москвы. Маршал Устименко дал эту телеграмму. Сталин приказал: "Передай начальству: даю 24 часа, чтоб вернулись. Иначе…". Также Сталин сказал: «Объяви всем и каждому: город сдан не будет. Продержитесь немножко, высылаю подмогу"

 И потом по телефону Сталин всегда спрашивал:"А мирное население в каком состоянии? Помогайте им при первой возможности".

 Потом пришел приказ перевезти нас в Елец, под Москву. Часть наша эшелоном ехала к месту назначения. От станции Мороз до станции Авилова 200 км. Но мы не доехали. Ночью засветилась масса фонарей – предатели подали сигнал немцам. Очень быстро появились самолёты и разбомбили поезд. Атака была неожиданной. Начальник поезда помешался умом.

 После бомбёжки стало ясно, что из вагона выжило 6 человек(5 медсестёр и санитар). Когда санитар очнулся после налета, он стал обходить территорию бомбёжки и нашёл 5 живых медсестёр среди мёртвых тел. Одной из них была медсестра Света. Ей оторвало обе ноги выше колен. Света громко и дико кричала. Среди медсестёр была и я. Я родилась "в рубашке", как мне говорили офицеры и товарищи. Я ничего из этого не помню, мне это рассказал санитар. Вероятно, во время бомбёжки меня бросило в воронку от снаряда и присыпало землёй. Это и спасло мне жизнь. Глубокая контузия. Кома. Через сутки из неё я вышла.

 Затем я попала в Киров, где опять получила ранение.

 10 января 1946 года меня забрали родители из госпиталя. Последнее время я работала сестрой-хозяйкой. В госпитале, при ранении, мне говорили: «Не вставай, тебе нельзя». А я отвечала: "Надо, потихоньку". После войны родители искали врачей, бабок, целителей. Брат привёз меня в Днепродзержинск к известному врачу на осмотр (врач до этого спасал раненных солдат). После осмотра врач спросил: "Где ты, молодая, потеряла сердце и здоровье?". Я не отвечала и заплакала.

 Врач спросил:

 - Плачешь?

 -Нет, душа моя плачет.

 Брат сказал, что я прошла Сталинград. Врач более десяти раз передо мной извинялся.

1946 год был тоже очень неспокойным. Шла война другая, против полицаев. Они прятались, устраивали тайные вылазки и диверсии.

 Отец спрашивал у меня, умею ли я стрелять. Я отвечала, что, конечно, умею. Папа ответил: "Ну, хорошо". Отец боялся нападения полицаев, а после разговора про «стрельбу» я сама начала бояться этого ночами.

 В нашем селе была организованна полицаями группа. Предатели надеялись, что немцы, отступая, заберут их с собой, но этого не произошло. Один полицай жил недалеко от нашего дома. Он стал после войны председателем колхоза! Заставлял он брата моего выносить мешки с зерном, которые неизвестно куда отправлялись. Угрожал брату, что его и семью сошлёт в Сибирь. Брат рассказывал это отцу, но папа говорил, что разберётся с этим.

 Отец до войны был председателем сельсовета, человеком образованным. Он написал тайный донос, и полицай был увезён. Сын полицая на то время был в армии, а как вернулся, пытался найти своего отца, но не смог.

 Я давно решила, если вернусь живой, злейшему врагу не пожелаю того, что пережила. И всегда думала: "Хоть бы детям такого не выпало".

Дырина Клавдия Федоровна, еще одна прекрасная женщина, которая встретила День Победы в Магдебурге на Эльбе поделилась с "Порогами" своими воспоминаниями:

"Утро 22-го июня было пасмурным, капал небольшой дождик. Там, где сейчас площадь Победы, раньше был парк. Мы с подругой гуляли в этом парке, а потом объявили, что началась война. Мы, конечно же, разбежались по домам… В 1941 году был очень хороший урожай и когда немцы наступали, шли на Запорожье уже по Украине, наши солдаты сжигали все посевы. Конечно, урожай и собирали, но в большинстве случаев жгли, что бы он не достался врагу. Помню, как вся область стояла в дыму из-за этого.

 Во время войны мы с семьей переехали в Ростовскую область, Милютинский район, село Гнилая Семёновка. Когда немцы шли на Сталинград, нас мобилизировали. Тогда асфальтированных дорог не было, мы, молодежь с 16 лет и старше, строили каменную дорогу. Потом, когда немец уже подходил к большой узловой станции Морозовской, нам сказали добираться домой, кто как может. Когда наши солдаты освободили Сталинград, в декабре 1943 года, нас уже официально призвали в армию. В то время у каждого был очень большой патриотизм. Когда спросили "Пойдете защищать Родину?" все единогласно ответили: "Конечно, пойдем". На начало ноября месяца 1943 года нас собралось около трёхсот девушек, мы жили в смоленских лесах в военной части в землянках. Потом отобрали 100 девушек и отправили на учебу в школу радиолокации. 10 сентября 1944 года мы уже были в военных частях. Сначала я служила на Первом Белорусском фронте, а потом после освобождения Кенигсберга, нас перекинули на Второй Белорусский фронт, которым командовал маршал Рокосовский. В 36-ой авиаистребительной дивизии я прослужила уже до самого Дня Победы. Хочу пожелать нашей молодежи только мира и пускай они никогда не почувствуют то, что выпало на нашу долю. Что б они мирно учились, жили, работали, а еще были здоровы и счастливы".