Суд как исполнитель политических заказов
К концу 20-х годов И.Сталин (Джугашвили) стал полновластным «хозяином» страны, и главным методом управления государством был избран массовый террор против отдельных категорий граждан. Политику государственного террора против граждан проводили все «силовые» органы: чекисты (ЧК — ГПУ — НКВД — МГБ — разные названия советской тайной полиции), армия, милиция. Не остались в стороне и судебные органы.
В 1927 году был принят новый уголовный кодекс УССР, отдельные статьи которого в последующие 30-50-е годы активно использовались против ни в чем не повинных граждан: статья 54-6. за шпионаж…, ст.54-7. за подрыв государственной промышленности…, ст.54-8. за совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти…, ст. 54 — 10. За пропаганду или агитацию…
В период голодомора в 1932-1933 году, наркомат юстиции республики издал приказ № 112 от 20 июля 1933 года «Об уголовной ответственности за срезание колосков»: «…прокурори та судді повинні вести найрішучішу боротьбу з усіма цими злочинними явищами, притягаючи винних до найсуворішої кримінальної відповідальності для чого наказую:
1. За зрізування колосків на ланах одноосібників (різали на власних городах. — Авт.) винних притягати до відповідальності за ознаками арт.7 та 75 КК УСРР (термін позбавлення до 5 років), застосовувати конфіскацію всього або частини майна.
2. За крадіжку майна у одноосібників та колгоспників винних притягати до відповідальності за ознакою арт.7 та 70 (термін позбавлення волі до 8 років).
3. Справи ці закінчувати слідством та слуханням в суді в найкоротший час (3-5 дні)».
И подобные «заказы» — указы продолжались до самой смерти Сталина. Служители фемиды, как «винтики» сталинской государственно — бюрократической машины не могли не выполнять «заказ», иначе их бы самих отправили «в места не столь отдаленные». Впрочем, в годы Большого террора (1937-1938 гг.) не миновала сия участь многих судей и прокуроров, «как врагов народа» или «шпионов».
Внесудебная расправа в СССР
Внесудебные расправы советского политического режима продолжились и после Гражданской войны. В Москве создали знаменитую «тройку» ГПУ (Главного политического управления). В отличие от обычных судов она заседала заочно, за закрытыми дверями. Приговоренным, давали прочесть выписку из ее решения, отпечатанную на машинке. Сначала «тройка» могла лишь приговаривать к заключению на три года, а расстреливать — «только вооруженных бандитов». Но права ее постепенно расширялись. По официальным данным, в 1924 году «тройка» ОГПУ (с 1923 года ГПУ переименованное в Объединенное государственное политическое управление — ОГПУ) приговорила к расстрелу 650 человек — на 35 человек больше, чем все суды Советского Союза.
В УССР основным способом борьбы с «нелояльным и вражеским элементом» была депортация в отдаленные районы страны. Это осуществлялось в соответствие с декретом ВЦИК (Всеукраинского Центрального исполнительного комитета) от 10 сентября 1922 года «Об административной высылке». При НКВД УССР создали спецкомиссию с правом высылки до 3-х лет и отправки в концлагеря на этот же срок.
10 июля 1934 года столичная «тройка» получила название Особого совещания НКВД (ОСО) — Наркомат внутренних дел, который был переименован вместо названия ОГПУ в 1934 году. Вначале оно тоже заключало в лагерь на пять лет, но вскоре получило право и расстреливать. Судило ОСО не по статьям уголовного кодекса, а по особым, «литерным» статьям. Вот самые распространенные из них:
СВЭ — социально вредный элемент (самая легкая статья — уголовник, бытовик);
СОЭ — социально опасный элемент (самая легкая политическая статья);
АСА — антисоветская агитация;
ПШ — подозрение в шпионаже;
КРД — контрреволюционная деятельность, иногда эта статья превращалась в «КРТД» — контр-революционная троцкистская деятельность. Жизнь таких заключенных в лагерях становилась особенно тяжелой.
На ОСО выносили дела по которым не хватало доказательств. Среди заключенных бытовала пословица «На нет и суда нет, но есть Особое совещание».
В 1937 году в разгар массовых репрессий, суды не справлялись с резко возросшим объемом работы. Поэтому в августе того же года в помощь им в каждой области создали «разгрузочную тройку». В «тройку входили первый секретарь обкома, начальник НКВД и областной прокурор. Эти «тройки» получили право заочно выносить любой приговор. Только в конце 1938 года, после волны массовых арестов эти «тройки» распустили.
В послевоенные годы вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР от 24 февраля 1948 года «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный и паразитический образ жизни», т.е. общее собрание колхоза под руководством председателя и секретаря парторганизации (протокол утверждался секретарем районного комитета партии), высылало граждан за пределы Украины. Т.е. дошло до того, что выселить с Украины мог и председатель колхоза.
В 1953 году после расстрела Л.Берии, права чекистов резко ограничили. Отныне они могли только вести следствие, но не судить и выносить приговоры. В сентябре 1953 года Особое совещание упразднили. Все дела должны были проходить только через суды.
Суд Бердянска (г.Осипенко)
по материалам районной газеты «Більшовицька зірка» в 1940 году
Поскольку мы не располагаем материалами 30-х начала 40-х годов прошлого века о бердянском суде, представление о нем нам дает районная газета «Більшовицька зірка» за 1939-1941 годы. Нехватка промышленных товаров порождала так называемую спекуляцию, с которой безжалостно боролись правоохранительные органы. Поэтому на газетных страницах появлялись заглавия типа «Спекулянтка»: «Мироненко К. скуповувала в магазинах різні товари і перепродувала їх… Наприклад, вона купувала в магазинах емаліровані каструлі по 8 крб. 50 коп. і продавала їх по 35 крб., її приговорено до позбавлення волі до 2 років…» Аналогичные приговоры периодично публиковались в указанной газете: «Юрасов Н.П., Черемісіна і Картамишева А.Н. систематично спекулювали вовною і вовновими платками… Нарсуд приговорив до позбавлення волі Юрасова на 5 років, Черемісіну на 1 рік, Картамишева на 1,5 роки…» Более жестокое наказание за спекуляцію понесли супруги Черемисины из Нововасильевки. Суд приговорил их к шести и пяти годам лишения свободы, как гласил приговор «в далеких таборах Радянського Союзу». Большое количество дел в начале 40-х годов прошлого века рассматривалось судами в связи с разворовыванием социалистической собственности, «несунами». Газета опубликовала заметку о гражданине Рудштейне Д., работнике артели «Взуття». На квартире во время обыска были найдены разные заготовки для обуви, холявы, подметки. В итоге — 3 года лишения свободы. Или, сторож мастерской индпошива Лукашев Ф. воровал кожу и заготовки из кладовой и передавал их мастеру — обувщику Грабовскому П. Грабовский шил обувь, продавал ее и часть вырученных денег передавал сторожу. В итоге сторожу 5 лет лишения свободы, мастеру — 3 года, естественно, в далеких лагерях.
27 декабря 1932 года председателем ЦИК СССР М. И. Калининым, председателем Совнаркома СССР В. М. Молотовым и секретарем ЦИК СССР А. С. Енукидзе было подписано Постановление № 57/1917 «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописки паспортов». Все граждане СССР от 16 лет, постоянно проживавшие в городах, рабочих посёлках, работающие на транспорте и в совхозах, обязаны были иметь паспорта. Сельское население страны паспортами не обеспечивалось (за исключением проживавших в десятикилометровой пограничной зоне). Согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 27 декабря 1932 «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов», указываются следующие причины паспортизации: «Установить по Союзу ССР единую паспортную систему на основании положения о паспортах… В целях лучшего учета населения городов, рабочих поселков и новостроек и разгрузки этих населенных мест от лиц, не связанных с производством и работой в учреждениях или школах и не занятых общественно-полезным трудом (за исключением инвалидов и пенсионеров), а также в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов». Бердянская милиция «задних не пасла» и периодически направляла в суд материалы «за отсутствие прописки»: «Ковіков О.М. не мав постійного місця проживання й ніде не приписувався…приговорив за порушення паспортного режиму до позбавлення волі на 6 місяців…»
Хулиганство в Бердянске так же носило традиционно распространенный характер: «Житель с.Осипенко Кальченко Ф.Г. приїхав у місто. Прийшовши на колгоспний базар, він почав присікуватись до сторожів, обзивати їх брудними словами…суд встановив явно хуліганський вчинок і приговорив його до п.в.строком на 1 рік… Селешко Іван — робітник крекінг — заводу (совр. АЗМОЛ)… проходячі по вулиці, побачівши двох громадянок почав залицятися, а потім лаяти брудними словами… приговорив до тюремного ув’язнення строком на 1 рік». Насилие в семье так же не оставалось без внимания общественности: «Селезньов М.М. систематично знущався над своєю дружиною та дітьми…приговорив його до позбавлення волі на 5 років без поразки в правах…»
С начала 30-х годов в СССР произошло новое закрепощение крестьян, теперь уже колхозников, которые не имели права покинуть колхоз и работали за «палочку» — так называемые трудодни. К 1940 году наступило время закрепостить «гегемона революции», т.е. рабочий класс. Работа «у станка» не давала рабочему должного уровня жизни и заработной платы, из которой постоянно принуждали подписываться под государственный заем (и попробуй не подпишись: по Бердянску под утро проезжал «черный ворон» прославленных «органов»). Только по Первомайскому заводу в период с января по 1 июля 1940 года поступило 734 работника, а уволилось 1402 человека, из них насчитывалось 940 нарушителей дисциплины, потому что не было стимулов в работе, а на так называемом советской пропагандой «энтузиазме» далеко не выедешь. Поэтому «по просьбе трудящихся», советское руководство приняло решение судить нарушителей трудовой дисциплины, включая опоздавших на работу более чем на 20 минут. В документе, именовавшемся «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений», предписывалось: «...Запретить самовольный уход рабочих и служащих из государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений, а также самовольный переход с одного предприятия на другое или из одного учреждения в другое. Уход с предприятия и учреждения или переход с одного предприятия на другое и из одного учреждения в другое может разрешить только директор предприятия или начальник учреждения. Проблему текучести кадров и повышения производительности труда указ от 26 июня 1940 года не решил, зато создал массу осложнений. Прежде всего, для советской судебной системы. Законодательство требовало, чтобы по любому делу, грозящему обвиняемому тюремным сроком, проводилось предварительное следствие, а в суд направлялось обвинительное заключение. А указ предписывал закончить все формальности в пять дней. Чтобы разрешить эту коллизию, Верховный суд дал указание нижестоящим судам, что подобные дела не требуют не только предварительного следствия, но и обязательного подготовительного слушания, если судья найдет переданные ему материалы достаточными для проведения процесса. «Это одна из мер, способствующих успешности борьбы со злостными нарушителями трудовой дисциплины», — говорилось на состоявшемся 15 июля 1940 года пленуме Верховного суда СССР. Совместным приказом Наркомата юстиции СССР и Прокуратуры СССР опоздания на работу и с обеда более чем на 20 минут или уход с работы раньше на то же время приравняли к прогулам. Наличие народных заседателей в суде, которые не всегда признавали обвиняемых виновными «мешало наведению порядка» и Указ от 10 августа 1940 года «решил» эту проблему: «Установить, что дела о прогулах по неуважительным причинам и о самовольном уходе с предприятий и учреждений рассматриваются народными судьями единолично, без участия народных заседателей…» И «запестрели» в «Більшовицькій Зірці» рубрики из зала суда: «Громадянка Комоть Н.В., яка працює в районному будинку колективіста, самовільно покинула роботу... приговорив до тюремного ув’язнення до 2-х місяців... На 2 місяці тюремного ув’язнення Прядко Миколу за самовільний ухід з роботи на Першотравневому заводі...» Только с 27 июня по 10 июля в городскую прокуратуру поступило 27 дел о прогульщиках.
Среди хозяйственных преступлений частыми были так называемые приписки — давали неверные сведения, увеличивая цифры выполнения плана.
До 1935 года в СССР дети не праздновали «елку», как буржуазный и религиозный пережиток, но впоследствии этот новогодний праздник широко отмечался в школах. 30 декабря 1939 года праздник «елки» был организован в школе села Деревецкого (Бердянский район). В этот день разыгралась сильная метель, и после проведения мероприятия заведующий школой Цапенко И.С. отправил детей домой, но произошел несчастный случай — троих детей занесло снегом, и они замерзли. Нарсуд осудил заведующего к 3 годам лишения свободы.
В этот период судьи работали по участкам. Например, судьями на участках были товарищи: Левин, Лень, Гриженко.
Суд в период гитлеровской оккупации (1941-1943 гг.)
Согласно геббельсовской пропаганде немецкие войска «освободили» народ Украины от иудо-большевиков. «Освобождение» принесло массовые расстрелы, ограбление и издевательства над населением. Этнические евреи должны быть уничтожены, а украинцы, как рабочая сила должны обеспечивать благосостояние «высшей расе». Летом 1942 года в Бердянске в районе Мерликовой балки были расстреляны жители города — этнические евреи, свыше 800 человек. Для жителей города и района в газете печатались предупреждения: «Той, хто не заявить або підтримуватиме большевиків одежою, харчами і т.д., або дасть їм притулок, буде розстріляний…» Таким образом устанавливался «новый порядок». Одним из элементов этого порядка был суд. Для рассмотрения особо важных дел, которые несли угрозу для оккупационного режима, оккупанты создали «зондергерихты» — суды особого назначения. Для рассмотрения всех других уголовных дел, оккупантами были созданы специальные третейские суды — мировые суды во главе с шлихтерами — мировыми судьями. Они входили в местные органы управления, но подчинялись непосредственно гебитскомиссару (руководитель округа или города с диктаторскими полномочиями). В состав мирового суда, входили 4 человека из числа коллаборационистов (лиц, сотрудничающих с оккупационным режимом). Как правило, возглавлял суд бургомистр (городской голова), заместитель и двое заседателей, которых назначал сам бургомистр из числа обладающих достаточным — образовательным уровнем и старше 30 лет. Бургомистрами во время оккупации Бердянска были: бывший учитель немецкого языка Желтоногов в 1941 году, а с 1942 по 1943 год некий Тяжолов. (Вопрос к отделу культуры — почему на стенде в исполкоме не висят их фотографии?) При рассмотрении дел мировые судьи руководствовались введенным в действие немецким законодательством и предписаниями. В судебное рассмотрение мировыми судьями поступали дела, приговоры по которым ограничивались 2-годичным тюремным заключением и наложением денежного штрафа до 10 тысяч рублей. Мировой судья выносил приговор в письменной форме с переводом на немецкий язык и отправлял гебитскомиссару. Последний мог отменить своим решением приговор. Осужденное местное население не имело права подать на аппеляцию, таким правом пользовались только фольксдойче (этнические немцы). Среди дел, которые рассматривал мировой судья, были такие: назначение сиротам опекунов, назначение алиментов, нанесение побоев, раздел имущества, возврат долгов и прочие, поскольку, не смотря ни на что, жизнь в Бердянске продолжалась при любых политических режимах. Естественно, судебные органы вершили суд, исключительно исходя из интересов оккупационной власти. Для немцев в нашем регионе был создан суд в Гальбштате (пос.Молочанске Токмакского района, бывшем поселении основанном немцами-переселенцами в 19 веке), который проводил выездные сессии в Бердянске один раз в месяц. Молодежь города активно уклонялась от выезда в Германию и всевозможных трудовых повинностей. Поэтому в бердянской газете «Світанок» (по своему содержанию — аналог «Більшовицької зірки»), выходящей под контролем оккупационных властей, печатались приговоры украинцам от имени «немецкого народа»:
«Іменем Німецького народу.
Гебитскомісар покарав нижчезазначених осіб за ухилення від трудової повинності, введенної для осіб 1922-26 років, а саме: за підробку призовного білета трудової повинності, та за невиконання наказу сільгоскогосподарського керівника: Виноградов Микола, 1924 р.н., проживає в Бердянську по вулиці Шмідта, №43 — на 6 місяців тюрми; Синяк Володимир, 1925 р.н., проживає в Бердянську, в Гаврилівці № 24 (район улицы Правды над бывшим Первомайським заводом, — авт.) — на 6 місяців тюрми…». Но приближался радостный день освобождения города — 17 сентября 1943 года советские войска вошли в Бердянск.
Повоенный суд — как зеркало бердянского бытия
Еще только советские войска вели бои на подступах к городу, жители прятались, чтобы не попасть в эвакуацию с немцами, как всегда находились такие, которые были не прочь поживиться за чужой счет. В день освобождения города некий гражданин забрался в сарай к соседке и похитил 3 пуда мяса, 4 пуда сала, 14 кг смальца и другие вещи на сумму 47850 рублей (вызывают сомнение публикации некоторых авторов, что во время немецкой оккупации население Бердянска повсеместно голодало, — авт.), за что был вскоре осужден, и таких случаев было много. Еще горели дома, а в городе уже начали свою деятельность органы государственной безопасности. Была организована Бердянская «фильтрационная тюрьма» — Осипенковская внутренняя межрайонная тюрьма МГБ, откуда во внесудебном порядке отправлялись бердянцы и жители района «в места не столь отдаленные». Жители нашей страны, которые были на оккупированных территориях, получили своеобразную «черную метку» и во всех анкетах, приговорах, документах обязательно указывалось: «проживал на оккупированных территориях». На «фильтрацию» попадали все, кто непосредственно соприкасался с немцами, даже если у них мыл полы, чтобы дети не умерли с голоду, а также и все граждане, кто зарегистрировался «фольскдойче» (этнический немец), чтобы получать от немцев спецпаек, «ловили немцам рыбу». Не пожалели даже еврея, который зарегистрировался фольксдойче, чтобы спастись от неминуемой смерти: отправили на 5 лет сибирских лагерей. Арестовывали священников, которые правили службу во время оккупации, уволили со школы учителей — «изменников», так же работавших в это время. «Профильтровав» население, тюрьма в Бердянске в 1947 году была закрыта.
Но эти события не касаются истории нашего суда. Организовывать деятельность суда с сентября 1943 года приходилось буквально на пепелище, ведь жизнь в городе продолжалась, и кроме уголовных дел необходимо было рассматривать много гражданских. У этого солидного учреждения не было элементарных канцелярских принадлежностей, приговоры и постановления были написаны вручную на обрывках старых газет, книг, плакатов. Суд, как и до войны, был распределен по участкам, согласно имеющейся у нас информации, народными судьями первого участка г.Бердянска была Баринова, Федорова, в заседаниях принимали участие, кроме двух судебных заседателей прокуроры Рыбалко, Стеблин, Кусакин и адвокаты Кравченко, Бялковский, Майорников. Из судебных дел, кроме краж, похищения имущества, которые рассматривал суд в 1943 году, были: халатность заводской медсестры, которая перепутала глазные капли с нашатырным спиртом и закапала их рабочему и взрыв в камере санобработки городской бани, во время помывки солдат в/ч 43110. Не прекращались и хищения на производстве и сфере бытового обслуживания, так например, осудили парикмахера, которая присваивала себе 40% выручки.
Сталинский режим запрещал аборты, но это не значит, что женщины их не делали, учитывая голод и войну. Поэтому зачастую в послевоенные годы суд рассматривал дела о незаконных абортах. Так некая гражданка С., проживающая по улице Горького, систематически занималась производством абортов, в результате, чего умерла гражданка А. Такса за аборт была такой: 500 рублей, 2 ведра картофеля и три ведра семян. Гражданку С. осудили к 6 годам тюремного заключения. В приговоре суда за 1950 год к гражданке сделавшей себе аборт, был и такой вид наказания, учитывая, что у нее маленькие дети: «Вынести общественное порицание», а в основном присуждали к исправительно — трудовым работам по месту работы с отчисление в доход государства 20%.
Жилищная проблема среди горожан — так же фигурировали в судебных заседаниях, поскольку предприятия хотели отобрать занятое во время оккупации ведомственное жилье. В январе 1944 года одна из гражданок получила уведомление о выселении из квартиры рыбзавода, зашла к директору Б. и в связи с этим начала его обзывать «сволочью», «идиотом», бросила в него пресс — папье и стала ругать чиновников — коммунистов: «…вы все поудирали от немцев, набили карманы и опять вернулись сюда на мягкие места», пытавшегося насильно вывести ее заместителя директора поцарапала и пыталась укусить за руку. Вначале ей присудили исправительные работы с вычетом из зарплаты, но прокурор опротестовал приговор в связи с тем, «что она больная и страдает шизофренией». Чиновнику не пришлось воевать на фронте, зато «повоевал» в Бердянске с «бабой». «Воевали» с девушками и представители богемных профессий. Так, в декабре 1943 года некий Д. по специальности «актер» составлял списки и вместе с военнослужащими и матросами удалял девушек из театра, которые были, по его сведениям, в «дружеских отношениях с румынскими офицерами» и «гулявшие с немцами», под шутливую песню в исполнении оркестра: «чижик-пыжик». Но судья не оценила «патриотизма», тем более, выяснилось, что он подделал себе документы, чтобы не отправили на фронт. Его действия были квалифицированы как хулиганские.
Много рассматривалось дел по всякой «бытовухе». Мужчин в городе было не много и работали они «на несколько фронтов», и женщина, «застав мужа на квартире у гражданки… побила ей окна». Или же была представлена перед судом дама, которая «имела половые сношения и заразила двоих человек сифилисом…»
В это тяжелое, голодное время люди как могли «крутились» и занимались разными на то время незаконными операциями и промыслами. Большое количество дел проходило в суде по самогоноварению и перепродаже самогона. Самогон до денежной реформы 1947 года в Бердянске стоил 300-400 рублей за литр. Самогонщицу осудили на год лишения свободы, отправив ребенка в детдом, а занимавшегося перепродажей самогона «отправили» на 3 года в «общие места лишения свободы».
В Бердянске стоит поставить памятник и азовской тюльке, горожане не только ее активно потребляли во время голода, но и перепродавали. У нас она стоила 300 рублей за ведро, а в Мариуполе и Днепропетровске — 900 рублей, кто попадался, того судили «за спекуляцию». Например, осудили инвалида ВОВ, учли его инвалидность и «дали» 8 лет условного наказания, т.е. если его еще раз задержат за «спекуляцию», к условному сроку добавили бы еще и отправили в лагеря. В период 1943-1945 годов меру уголовного наказания заменяли «отправкой на фронт». Так, например, бердянца (на тот период осипенковца, поскольку город именовался с 1939 по 1958 гг. Осипенко) за хищение 732 кг. тюльки из «Укразовтреста» осудили на 5 лет лишения свободы, заменив их отправкой на фронт. Много судебных приговоров были связаны с рыбой, потому что рыбаки различных рыбколхозов, чтобы выжить не сдавали в полном объеме улов, брали для своих нужд по 30-35 кг рыбы или договорившись, меняли ее на керосин или уголь.
Частыми были в описываемый нами период должностные преступления или, как сейчас об этом много говорят, коррупционные деяния. В 1944 году хирург больницы Е. получил от жены пациента 1500 рублей за операцию по удалению аппендицита за наркоз. Суд вынес такой приговор: «…За обогащение за счет трудящихся к 2 годам лишения свободы…, но учитывая, что в городе имеется только один хирург — 5 лет условного наказания». В 1947 году врача, выдававшему «липовые» справки о состоянии здоровья, осудили на 1 год лишения свободы.
В начале 1944 года в городе был организован военный завод — «Минометстрой», заместитель директора по хозчасти продукты обменивал на вино и списывал их за счет воинских частей, был осужден довольно «мягко» на то время — к одному году лишения свободы.
Для занятий торговлей и кустарными промыслами (изготавливали зажигалки, примусы) необходимо было иметь разрешение и патент. Например, за торговлю на рынке без патента первоначальный штраф 1000 рублей. Контороль за этой деятельностью осуществлял горфинотдел, представители которого, злоупотребляли своим служебным положением. В 1947 году старший налоговый инспектор горфинотдела С. предстал перед судом приговор, которого гласил: «на протяжении 1946 года в силу своего служебного положения занимался злоупотреблениями по должности и вымогательством взяток из кустарей — патентщиков. Кустарь принес ему 3 раза по 500 рублей, но все равно получил извещение о налоге на 8000 тысяч рублей и пришел, чтобы отказаться от патента. Но С. порвал извещение и сказал дать 1000 рублей работнику горфинотдела. Другому фигуранту предложил дать 3000 рублей для работников облфинотдела, которые ему принесли на квартиру…» В судебном заседании С. заявил, откуда у коррупции «ноги растут». Ему деньги были нужны для работников облфинотдела, их содержания и покупку для них рыбы и вина. (А работники облфинотдела сказали бы, что им нужно содержать республиканский отдел…и круг как говориться замкнулся). Не смотря на то, что С. был инвалидом (без обеих ног), наверно за излишнюю откровенность ему присудили 3 года лишения свободы.
В том же 1947 году был осужден к исправительным работам мастер винзавода за гибель 3 человек в одном из бассейнов из-за большой концентрации газа.
Были, конечно, и убийства, фигурантом был молодой человек из блокадного Ленинграда, сирота, его воспитывала бердянская женщина. В порыве гнева этот юноша нанес ей 44 ножевых ранения.
Особо не церемонились и с несовершеннолетними, за карманные кражи хлебных карточек и денег их отправляли в детские трудовые лагеря.
Продолжали осуждать бердянцев за опоздания на работу. Характерно, что осуждали не только опоздавших на завод или учреждение. В 1946 году за опоздание на 30 минут в школу, пожилой учитель был приговорен к исправительным работам с удержанием 10% из заработной платы. Проходило через суд много дел по «уклонениям от моблизации» на заводы, на восстановление Днепрогеса, шахт Донбасса.
Сельских жителей-колхозников райсуды осуждали за «невыработку минимума». Молодая женщина объясняла, что не выходила на работу из-за того, что у нее маленький ребенок. Ей прокурор объяснял, что это не причина, поскольку при колхозе есть детские ясли. И присудили ей исправительно — трудовые работы в колхозе. Но поскольку денег колхозникам не платили, с нее решили высчитывать трудодни в пользу колхоза. По свидетельству моей мамы Карпенко Г.А. (1929 г.р.), во время оккупации немцы всех выгоняли на работу, т.е. колхозы они сохранили для «выкачки» продовольственных ресурсов, но если в доме были дети, то женщина обязательно должна оставаться дома по хозяйству. Как видим, тоталитарные режимы похожие, но культура разная. Для женщин в представлении немцев обязательными были три вещи — «киндер, кюхен и кирхен», а для советских женщин было главным чтобы «сидела на тракторе», по-немецки это звучало бы приблизительно так: «арбайтен, арбайтен унд арбайтен».
Были и нелепые на наш взгляд наказания граждан. В 1947 году бердянец сел на товарный поезд без разрешения и, согласно указа от 09.04.1941 года его приговорили к 1 году тюремного заключения, но война, то давно уже закончилась!
Следует отметить, что в исследуемый нами период истории, судьи руководствовались законами и нормами, которые были приняты при сталинском режиме и действовали в этих рамках, поскольку были так же «подневольными» этой системы. Справедливости ради так же хотелось отметить, что «судебная машина» того времени не всегда «перемалывала» всех. Работала аппеляционные инстанции, которая смягчали или вовсе отменяли приговоры, вынесенные первой инстанцией.
Морока Михаил Егорович
Из всех служителей фемиды, которые занимали должности председателей в 170-летней истории Бердянского суда, на наш взгляд самое видное место принадлежит Мороке М.Е.
Родился Михаил Егорович в поселке Кириловка Ахтырского района Сумской области 02.11.1925 года в крестьянской семье. В марте 1943 года был призван на фронт, вначале прошел подготовку курсантом в 98-м запасном стрелковом полку, затем воевал на 1-м Прибалтийском фронте командиром отделения 23-го стрелкового полка, 51 дивизии, где был тяжело ранен. Молодой, здоровый организм, стремление жить — вот те факторы, которые помогли Михаилу Егоровичу стать на ноги. После лечения в эвакуационном госпитале города Владимира, он не «сломался» и будучи в статусе инвалида Великой Отечественной войны, нашел в себе силы, чтобы начать свою трудовую деятельность сначала. В городе Харькове Морока М.Е. окончил 6-месячные курсы бухгалтеров, и с 1947 года работал бухгалтером в артели «Мебельщик». В артели Михаил Егорович работал с фронтовиками-инвалидами, которые учились на заочном отделении Харьковских институтов и агитировали его на поступление в вуз. Морока М.Е. решил для себя не останавливался на достигнутом и в конце 1948 года стал студентом Харьковского юридического института. С декабря 1951 года, продолжая учебу на заочном отделении, стал народным судьей, народного суда Бердянского района в селе Осипенко, а уже в 1963 году стал председателем районного нарсуда (райсуд находился в селе Осипенко). С декабря 1965 года Мороку М.Е. избрали председателем Бердянского городского народного суда. В течение 22 лет, работая в городе, Михаил Егорович неоднократно избирался на должность председателя городского суда, твердо стоял на страже законности и правопорядка и пользовался заслуженным авторитетом у жителей города. 18.07.1987 года Михаила Егоровича не стало. Напряженная работа в суде и фронтовые раны отразились на его здоровье. Похоронен Морока М.Е. там, где начинал свою юридическую деятельность, — в славном селе Осипенко (бывшей станице Новоспасовке).
Бердянский суд с конца 50-х годов ХХ века и до наших дней
Указом Президиума Верховного Совета УССР от 26 июня 1958 года город Осипенко был переименован в город Бердянск и суд стал называться вместо Осипенковского, Бердянским городским народным судом.
В 1961 году участковая система суда была ликвидирована (например, были Андреевский участок, Андровский, Осипенковский…) и были образованы Бердянский городской и районный народные суды. Советская судебная система, сложившаяся в послевоенные десятилетия и закреплённая в Конституции СССР 1977 года, просуществовала без существенных изменений до конца 80-х годов прошлого века.
С 24 февраля 1994 года в наименованиях городских народных судов исключено слово «народный», поэтому с этого времени стали называть Бердянский городской суд.
В соответствии с ст.ст.119, 126 Закона Украины «О судоустройстве Украины» на базе Бердянского городского и Бердянского районного судов в 2004 году создан Бердянский горрайонный суд. Мы не будем утомлять читателя тонкостями проведенных реформ суда в период независимости, тем более на сегодняшний день реформирование судебной системы продолжается.
Бердянский районный суд возглавляли:
с 16.12.1963 г. — Морока М.Е.,
c 1971 по 1980 гг. — председатель Бердянского райсуда Бова Владимир Ефимович;
c 1980 по 2000 гг. — Лихтанская Наталья Павловна;
c 2001 по 2005 гг. райсуд возглавлял Морока Сергей Михайлович.
По имеющимся у нас данным, председателями Бердянского городского суда были:
1965-1987 гг. — Морока Михаил Егорович;
1988-1998 гг. —Зайцев Анатолий Дмитриевич;
1998-2002 гг. — Домашенко Юрий Николаевич;
2002-2004 гг. — Веденеева Татьяна Григорьевна.
Председатели Бердянского горрайонного суда:
с марта 2004 по январь 2005 года исполняла обязанности председателя Веденеева Т. Г.,
с февраля 2005 года по сегодняшний день Морока С.М.
Отмечая свое 170-летие, на современный Бердянский горрайсуд ложится колоссальная нагрузка: за 2010 год в суд поступило 12131 гражданских дел, 12126 административных дел, 837 уголовных дел, 17301 дел об административных правонарушениях, 1369 дел в порядке уголовно-процессуального законодательства. Нагрузка на судью в месяц — 176 дел и материалов, рассматривается в среднем за месяц по 135 дел. По штатному расписанию в Бердянском горрайсуде работает 17 судей, а аппарат суда составляет 67 сотрудников: помощники судей, руководитель аппарата, консультанты, старший секретарь, секретари судебного заседания, секретари суда, судебные распорядители, архивариусы, технические работники.
Для сравнения: в «знаменитом» Печерском городском суде города Киева за 2010 год поступило 793 уголовных и 1291 гражданских дел, нагрузка на одного судью составляет 77-85 дел, а штат судей — 35 человек.
На сегодняшний день в Бердянском горрайонном суде осуществляют правосудие: Белоусова Е.Н., Богомолова Л.В., Веденеева Т.Г., Гагут Л.И., Дубровская Н.Н., Крамаренко А.И., Лихтанская Н.П., Морока С.М., Парий А.В., Пахоменко О.Г., Петягин В.В., Полянчук Б.И., Принь И.П., Пустовит З.П., Пшеничный И.А., Ревуцкий С.И., Троценко Т.А.
Где в Бердянске находился суд?
По воспоминаниям бывшей сотрудницы Бердянского суда Лилии Малаховой, после войны было два судебных городских участка. Народный суд 1- го участка, находился по улице Горького. Здание было одноэтажное, ориентировочно на месте музея «Подвиг».
Народный суд 2-го участка в 1952 году находился по улице Горбенко, одноэтажное здание, (рядом находился вытрезвитель) находилось на месте ресторана «Кристалл».
Затем суд переселили в старое здание с полуподвальным помещением, расположенным по улице Свободы, напротив остановки «Центральный рынок». Позднее суд переселили на улицу Пушкина, построили здание специально для суда (затем на его месте построили «горкомовский дом», там, где сейчас находится художественная школа). С 1974 года после улицы Пушкинской, суд перевели на улицу Красную, 36. Как утверждает бердянский краевед Е.С.Денисов, по иронии судьбы до революции это был частный дом судьи Зайцева.
Владимир КАРПЕНКО
Комментарии:
вася | 01.08 2017 в 15:04
пришел... коля. забили ему кол с обратной стороны
коля | 01.06 2015 в 19:59
нечего укропы скоро мы придем
коля | 01.06 2015 в 19:59
нечего укропы скоро мы придем