В 1921 году, когда стало понятно, что крестьянской республики с центром в Гуляйполе создать не удастся – большевики не дадут, Нестор Махно, который и был инициатором появления на просторах Таврии этой республики, написал такие стихи:
Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.
За тебя, угнетенное братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемет.
В этих стихах – вся жизнь Нестора Ивановича. Недолгая, но яркая жизнь борца, познавшего все — от признания до изгнания.
Накануне 130-й годовщины со дня рождения легендарного батьки, истинного, в отличие от многих нынешних, украинского патриота, я решил в очередной раз перечитать его мемуары и рассказать… нет, не о боевых подвигах мятежного атамана из Гуляйполя, которых, как известно, было много. Меня в этот раз заинтересовал самый ранний – после возвращение из московской тюрьмы, период его жизни: с весны до осени 1917 года, когда с ним еще не был «заодно пулемет».
Я попытался выяснить, что делал будущий батька в Гуляйполе, чем увлек земляков, поверивших ему и назвавших, в конце концов, его батькой. И прошедших вместе с ним, как говорят в таких случаях, через огонь и воду.
Через огонь – в прямом смысле слова.
Думать – не о поддержке партий
Вот первая запись в его мемуарах:
«Восемь лет и восемь месяцев моего сидения в тюрьме, когда я был закован (как бессрочник) по рукам и ногам, сидения, сопровождавшегося временами тяжелой болезнью, ни на йоту не пошатнуло меня в вере в правоту анархизма, борющегося против государства как формы организации общественности и как формы власти над этой общественностью. С убеждением, что свобода, вольный труд, равенство и солидарность восторжествуют над рабством под игом государства и капитала, я вышел 2 марта 1917 года из ворот Бутырской тюрьмы».
Тот, кто пропустил главную, заявленную здесь батькой мысль, ничего о нем не понял и ничего о нем не знает. А мысль сводится вот к чему:
государство должно быть разрушено. Оно – враг.
И бывший политзаключенный, как мы сегодня сказали бы о Несторе Ивановиче, начал целенаправленно воплощать в жизнь задуманное – разрушать, то есть, государство.
А что Учредительное собрание, на которое многие тогда – после революционного февраля и отречения царя от престола, возлагали надежду?
Глупости! «Учредительное собрание, — рассуждал будущий атаман, — это картежная игра политических партий. А спросите кого-либо из посещающих игорные притоны, выходил ли кто из них оттуда необманутым? Никто!»
Коротко и понятно.
«Не об Учредительном собрании и не о поддержке политических партий трудовое крестьянство должно сейчас думать», — продолжает Нестор. «Перед крестьянством, как и перед рабочими, стоят вопросы посерьезнее. Они должны готовиться к переходу всех земель, фабрик и заводов в общественное достояние — как основы, на началах которой трудящиеся должны строить новую жизнь».
И Нестора земляки поддержали: 28 марта 1917 года он получает первую, можно сказать, официальную должность: народ избирает его председателем Гуляйпольского Крестьянского союза. После чего — течение четырех-пяти дней, в союз записались «поголовно все крестьяне» Гуляйпольского района.
В Гуляйполе, таким образом, появилась сила, которая могла противостоять… государству, конечно же. И это подтвердила первомайская демонстрация в городе:
«После того, когда демонстранты вынесли резолюцию «Долой правительство и все партии» и двинулись по улицам с песней марша анархистов, они проходили несколько часов беспрерывными рядами в 5-8 человек».
В коммунистические времена кто-нибудь видел такие демонстрации? Лично я – нет.
«Проходили несколько часов» — это не просто сила, это лавина, готовая снести все и всех на своем пути.
«Настроение было настолько приподнято и направлено против правительства и его агентов, — отмечает далее Нестор Иванович, — что политиканы из Общественного комитета, офицеры из пулеметной команды, за исключением двух любимцев солдатской массы — анархиствующего Шевченка и артиста Богдановича, все попрятались в штабе сербского полка, а милиция, которая за все время своего существования никого еще не арестовывала, разбежалась из Гуляйполя».
К началу лета руководимый Нестором Крестьянский союз принимает поставновление:
«Трудовое крестьянство Гуляйпольского района считает своим неотъемлемым правом провозгласить помещичьи, монастырские и государственные земли общественным достоянием».
И голос гуляйпольских крестьян, отметит в мемуарах батька, был услышан далеко за пределами Екатеринославской губернии: «Начали стекаться в Гуляйполе делегации от крестьянских деревень, не принадлежавших Екатеринославской губернии, на совещание».
А далее события развиваются с невероятной – я бы сказал, революционной, быстротой.
Фабрики – рабочим, земля – крестьянам
«В первых числах июня, — сообщает Нестор Иванович, — анархисты из города Александровска пригласили меня на конференцию по объединению всех александровских анархистов в федерацию. Когда же я возвратился из Александровска, рабочие Гуляйпольского союза металлистов и деревообделочников пригласили меня помочь им поставить союз на ноги и записаться самому в него. А когда я сделал это, они попросили меня руководить предстоящей забастовкой».
И далее:
«Мне пришлось созывать хозяев всех предприятий и предъявлять им требования рабочих в двух пунктах: набавить плату в 80 и 100 процентов».
Получается, уже через несколько месяцев после освобождения из тюрьмы Нестор Иванович становится весьма авторитетным человеком в Гуляйполе. Человеком, к мнению которого прислушивались.
Причем все.
И вот, как действовал Махно:
«Требование рабочих вызвало целую бурю среди хозяев и категорический отказ набавлять плату в таких процентах. Мы им дали один день на размышление. В это время рабочие продолжали свою работу у станков. Через день хозяева пришли к нам в совет профсоюза со своими контрпредложениями в 35-40 процентов. Мы, уполномоченные рабочих, приняли это за наглое оскорбление и предложили им подумать еще один день. Хозяева и некоторые из их уполномоченных, знавшие статуты профсоюзов назубок, да к тому же, социалисты по убеждениям, имевшие за спинами власть из центра, разошлись, уверив нас в том, что с большими, чем намеченные ими проценты, они и завтра не придут к нам. Мы вызвали членов заводских комитетов и представителей от рабочих кустарных мастерских и обсуждали вопрос о подготовке рабочих к одновременному прекращению работы как раз в тот час, когда хозяева завтра придут к нам в совет профсоюза и, не принеся новых предложений, уйдут от нас. Совет профсоюза должен был посадить своего человека на телефонную станцию для немедленной внеочередной связи всех телефонов предприятий с моим телефоном для предупреждения рабочих, чтобы хозяева, не подписав нашего требования, возвратясь из совета профсоюза, были встречены демонстрациями прекративших работу рабочих».
Однако до забастовки дело не дошло: требования гуляпольских рабочих были удовлетворены… полностью.
Правда, перед этим – на встрече с собственниками, Нестор заявил им: «Совет профессионального союза уполномочил меня взять под свое руководство все управляемые вами, граждане, но по праву не принадлежащие вам общественные предприятия».
Понятно, что это был ультиматум.
Но, попробуй, не выполни его. Народ, демонстрируя свою силу, сразу же выйдет на улицу. И как на той первомайской демонстрации будет идти «несколько часов беспрерывными рядами».
В августе гуляйпольский Крестьянский союз реорганизовывается в совет, а затем, когда генерал Корнилов снял с фронта верные ему войска и двинул их на Петербург, в Гуляйполе создается комитет защиты революции, руководить которым поручено Нестору Махно.
И он тут же принимает решение: «Взяться за разоружение всей буржуазии в районе и ликвидацию ее прав на богатства народа — на землю, фабрики, заводы, типографии, помещения театров, колизеев, кинематографов и других видов общественных предприятий. Мы считали, что это единственный и верный путь и для ликвидации движения генерала Корнилова, и для ликвидации прав буржуазии на господство и привилегии над трудовыми массами».
И буквально на следующий день
«рано утром я шел по Соборной площади Гуляйполя. Группы рабочих из заводов и крестьян из сотен под черными и красными знаменами с песнями подходили к улице, ведущей к зданию Совета крестьянских и рабочих депутатов, в котором поместился Комитет защиты революции. Я перебежал через двор училища и еще другой двор и вбежал во двор Совета, чтобы встретить манифестантов. Когда я показался перед манифестантами, раздался громовой крик: «Да здравствует революция! Да здравствует неизменный ее сын, а наш друг товарищ Махно!»
Наконец я упросил манифестантов выслушать меня, и когда воцарилась тишина, я спросил их, в честь чего они бросили работу и пришли к Комитету защиты революции?
— Мы пришли в распоряжение комитета,- последовал ответ,- и мы не последние.
Первыми моими словами к манифестантам были: «Так слушайте же, товарищи; если вы пришли в распоряжение Комитета защиты революции, то предлагаю вам разбиться на группы в десять-пятнадцать человек, с расчетом по пять человек на подводу, и не медлить ни одного часа — облететь весь Гуляйпольский район помещичьих имений, кулацких хуторов и немецких богатых колоний и отобрать у этой буржуазии все огнестрельное оружие, как то: винтовки, централки, дробовые простые ружья, да из холодного — шашки. Ни пальцем, ни словом не оскорблять самой буржуазии»
Итак, оружие у буржуазии отобрано и роздано по рукам революционных крестьян. Отобрание произведено спокойно, без жертв».
Потрясающе!
Это, напомню, был август 1917 года. До так называемой великой октябрьской социалистической революции оставалось два месяца. А в Гуляйполе уже были решены ее главные вопросы – вопросы собственности: рабочие получили фабрики, крестьяне — землю.
Вот как в Гуляйполе менялись земельные отношения:
«За аренду помещикам крестьяне не платили денег, взяли землю в ведение земельных комитетов, а над живым и мертвым инвентарем до весны поставили своих сторожей в лице заведующих, чтобы помещики не распродали его. Да удержали за собой контроль над производством. Районный съезд земельных комитетов выделил ряд помещичьих имений для организации в них из добровольцев сельскохозяйственных коммун.
Трудовое крестьянство и рабочие, кто индивидуально — своей семьей, или сообща с соседями, по характеру подходящими, организовавшись в небольшие — в 50-200 человек, свободные сельскохозяйственные коммуны, с радостью на лицах свободно обсуждают между собой, как они ожидают весны, чего и поскольку будут засевать из весенних яровых хлебов, какие из них дадут надлежащий урожай и, следовательно, помощь революции, если погода будет хорошая, не сухая, а с дождями, которые нашему чернозему нужны в определенное время весны и первого и второго месяца лета.
Только полный засев земли хорошим зерном яровых хлебов и хороший их урожай помогут нам оправиться от военной разрухи и поддержат силы революции в ее лучших для нас, тружеников, делах, говорили в это время крестьяне».
Какая этим людям, которые уже были способны защитить себя с оружием в руках [и когда придет время — защитят], нужна была еще революция?
Никакая.
К слову, в Гуляйполе очень четко понимали, что произошло в октябре 1917-го в Питере. Читаю вслух батьку Махно:
«То обстоятельство, что революционный переворот привел к власти партию большевиков, не обольщало украинских революционных тружеников. Сознательные крестьяне и рабочие видели в этом новый этап вмешательства власти в революционное творчество тружеников на местах и, следовательно, новую войну власти с народом».
А вот мысли Махно о Ленине:
«Мудрый Ленин, — иронизировал Нестор, — под флагом диктатуры пролетариата поставил группу лиц, способных на что хотите, лишь бы быть на посту властелина и навязывать свою подчас дурную волю другому человеку и целому роду человеческому».
И в итоге, как подчеркнул Нестор Иванович, «крестьяне по селам снова взялись обучать друг друга, как нужно держать в руках винтовку и стрелять из нее».
Как раз с этого момента начался новый период в жизни великого героя из Гуляйполя, точно охарактеризованный им в стихах:
«Был со мной заодно пулемет».
***
Но пока до пулемета дело не дошло, Гуляйполе действовало:
«Все время революции кредитный банк в Гуляйполе спекулировал и мародерствовал за счет труда. По праву он должен бы быть давно экспроприирован и передан в общий фонд труда. Ни коалиционное правительство Керенского, ни большевистско-эсеровское правительство этого сами до сих пор не сделали и мешают сделать это самому революционному народу. Поэтому я предлагаю, чтобы Гуляйпольский районный революционный комитет постановил не считаться с правительством большевиков и левых эсеров и потребовать от правления банка внести в революционный комитет на революционные цели в 24 часа двести пятьдесят тысяч рублей. Эта резолюция была принята без прений, единогласно.
На другой день я зашел в банк и объяснился по этому постановлению с директорами.
В течение четырех дней чеки были собраны, а на пятый — член комитета с уполномоченным от банка поехал в Александровск и получил указанную сумму денег.
Так на первые шаги революционного дела, дела, открывающего путь борьбы за расширение, углубление и творческое развитие великой русской революции, которая находилась все время под гнетом власти, даже революционной, какой в это время была власть большевистско-левоэсеровского блока, революционный Гуляйпольский район трудящихся добыл себе денежные средства, нужные на литературу и разъезды пропагандистов и организаторов труда против капитала и власти».
Или вот:
«В доверии друг к другу естественно рождался энтузиазм, в котором выявлялись воля и инициатива каждого члена группы. Группа направляла их на дело осуществления тех задач, которые она намечала. На этом пути заведующий продовольственной управой проявил максимум инициативы, и группа ее, как могла, использовала. Пользуясь официальными правами продовольственного органа, она решила завязать непосредственно от Гуляйпольского трудового района связи с рабочими мануфактурных фабрик Москвы и других городов и наладить обмен. Рабочие должны доставлять населению Гуляйпольского района нужную мануфактуру в указанном качестве, цветах и количестве, а район будет их снабжать хлебом и, по желанию рабочих, съестными припасами.
Крестьяне помогли продовольственной секции в течение нескольких дней собрать и нагрузить несколько вагонов для спешной отправки ее рабочим мануфактурных фабрик.
Группа анархистов-коммунистов выделила для сопровождения этих вагонов к месту назначения вооруженный отряд во главе с товарищем Скомским. И мука, несмотря ни на какие умышленные задержки ее комендантами по центральным пунктам узловых станций и городов, была доставлена на место назначения.
А через неделю или полторы рабочие московских мануфактурных фабрик препровождали уже вагонами мануфактуру в Гуляйполе. Но по дороге заградительные отряды продовольственных правительственных органов ее задержали и направили в Александровск [теперь это город Запорожье] в продовольственную управу на том основании, что непосредственно, дескать, без разрешения центральной советской власти нельзя делать никаких товарообменов крестьян с рабочими. Для этого существует рабоче-крестьянская, да еще и «Советская» власть, а она таких примеров, чтоб рабочие имели без нее свои непосредственные связи и дела с крестьянами, еще не подавала… И при этом, конечно, неслась всевозможная брань по адресу трудящихся революционного Гуляйпольского района и работавшей в нем анархической группы…
Население требовало немедленного похода на город, чтобы разогнать засевших там ненужных, вредных для дела трудящихся правителей. Требование крестьян не было пустой фразой: трудящиеся в это время имели в своем распоряжении выделенные из своей среды кадры революционной молодежи, вполне достаточные для того, чтобы с боем занять Александровск и разогнать, если не перестрелять совсем, всех правительственных чиновников.
Через сутки Серегин сообщил в революционный комитет, что он получил от посланного им уполномоченного сведения о том, что конфискованная александровскими властями шедшая от рабочих московских мануфактурных фабрик в Гуляйполе мануфактура принята и уже прибыла на Гуляйпольскую станцию».
И в итоге:
«Всеобщее собрание крестьян и рабочих протекало под одним лозунгом, а именно: завязать товарообмен деревни с городом без посредника — политической государственной власти. Пример был налицо, что без посредника деревня лучше узнает город, а последний деревню. Это залог для успешного объединения двух классовых сил труда для единой цели — отнятия от государства всех функций социально-общественного строительства в целях совершенного упразднения государства со всеми его видами и формами власти».
Намерение Махно упразднить государство «со всеми его видами и формами власти», к сожалению, останется не реализованным.
Владимир ШАК
Комментарии:
нет комментариев