Ленин жив?

В минувшее воскресенье в столице митингующие разрушили памятник Ленину на Бессарабской площади

Кто скажет, как правильно валить памятники? Скорее всего, место, где установлен памятник, огораживается скучным забором с табличками типа «Ведутся работы». За забор утром заходят скучные люди в рабочих комбинезонах и целый день что-то там колотят, копают, пилят.

Скучный технологический транспорт вывозит скучный мусор. А через несколько дней или недель забор убирают, и на месте памятника – симпатичный скверик с фонтаном или еще какой-нибудь дизайн. Может – нейтральная городская скульптура. Или вообще магазин.

Какая-нибудь желтая или красная газетенки замечают, что памятника не стало, пишут об этом, но в первой газете эта новость тонет среди новостей о том, как очередная звезда вышла замуж, а вторую, скорее всего, просто никто не читает. Ну, еще в Сети пара блогеров тоже что-нибудь напишут, у них в комментариях разгорается тематический спор, быстро переходящий в препирательство о феминизме, тюленях, озоновых дырах и о том, кто из участников спора умнее... И все.

Почему памятники убирают? Да хоть потому. Просто так. Надоел. Хотим тут что-нибудь новенькое. Клумбу. Это нормально.

А вот так, как сейчас делают в Киеве – когда памятник валит возбужденная толпа, когда упавший монолит прямо тут на месте бьют кувалдами, когда участники сноса, очевидно, вкладывают в это все некий символический смысл – это ненормально.

Такой снос памятника – хуже, чем его установка. Установка памятника – акт сакрализации некой личности, неких событий. Снос возбужденной толпой, да еще и с участием костюмированных персонажей, носящих свои костюмы с пугающей серьезностью, – акт еще большей сакрализации тех же событий и тех же личностей.

Подумайте. Установка памятника, как правило, акт государства, которое хочет кого-то или нечто сакрализовать. Окружающим же может быть и пофиг. Ну, стоит какой-то болван, да и ладно.

А вот если толпы по собственному побуждению валят к памятнику с цветами или с тросами и кувалдами – то да, сакрализация удалась, сакральность запечатленной в памятнике фигуры стала фактом массовой культуры и в момент, когда массы у памятника провозглашают идеи, усилилась. И совершенно все равно, с каким номинальным знаком навешиваются на железного болвана символические смыслы, совершенно не имеет значения, с цветами идет к памятнику толпа или с кувалдами. Означает это ровно одно: погружение дальше во тьму. Особенно когда эти люди еще и сами себя украшают ритуальными одеяниями – пионерскими галстуками, флагами или лентами и т.п.

На фигуры, которые вам безразличны, вы не станете кидаться ни с цветами, ни с кувалдами. Так поступают только с идолами. Но ведь его подлинное место – не постамент. Истукан не на площади, не в бронзе, не в мраморе. Он – в голове того, кто идет к каменной фигуре с цветами или молотком. От людей, у которых в голове идолы, не приходится ожидать разумного поведения. И это лишь подчеркивает, что разрушенный идол, как пели раньше, «и теперь живее всех живых».