Как в Приазовье немцы дважды расстреляли детскую колонию (часть 1-я)

На памятник на берегу Азовского моря в виде православного креста в каменной ограде я обратил внимание осенью 2019 года, когда мы, журналисты из Запорожья, решили выяснить, что из себя представляет устье реки Обиточной и для этого отправились из города Приморска в сторону моря. Неподалеку от места впадения в него задумчивой реки Обиточной, в полутора километрах от села Преслав Бердянского, бывшего Приморского, района Запорожской области и находится крест в каменной ограде, у основания которого я прочитал надпись: «На этом месте в октябре 1941 года немецко-фашистскими захватчиками были расстреляны и захоронены воспитанники Преславской дифколонии».

Существовавшая со второй половины тридцатых годов на берегу Азовского моря дифколония была… интернатом для детей с задержками развития и детей-инвалидов. Памятник-крест как раз и напоминает о самых трагических днях истории колонии, которую с началом войны с немцами почему-то забыли эвакуировать далеко в тыл. Ну, а что сделали с колоний немцы, не сложно предугадать: расстреляли колонистов. Согласно документам, которые я отыскал, вернувшись в Запорожье, это произошло 30 октября 1941 года. Причем первыми были расстреляны дети из семей евреев. Об этом я и написал два года назад. К сожалению, подробностей произошедшего выяснить не удалось, хотя я понимал, что они, подробности эти, где-то есть – в каком-то архиве сберегаются. И не ошибся: дело о расстреле немцами воспитанников Преславской дифколонии хранится в Центральном архиве ФСБ России. Рассекречено оно… в 2020 году. А открывает его сообщение, направленное 26 ноября 1943 года заместителем наркома внутренних дел УССР Тимофеем Кальненко наркому внутренних дел СССР Лаврентию Берии.

Из него я узнал, что расстрелов на берегу Азовского моря – в непосредственной близости от села Преслав, было два. Детей-колонистов немцы расстреливали 30 октября 1941 года и 16 марта 1943-го. Итак, читаем вместе слегка отредактированное мной сообщение замнаркома: «В октябре 1943 года, после освобождения от немецко-фашистских захватчиков Приморского района Запорожской области, в райотделение НКВД поступили материалы о расстреле детей Преславской колонии дефективных немецко-фашистскими оккупантами. Для производства следствия на место были командированы ответственные работники НКВД УССР. И они, проверив эти данные совместно с созданной местными районными советскими организациями комиссией, в акте от 10 октября 1943 года констатировали, что на территории колонии найдены три ямы. При их вскрытии обнаружены: в первой яме — 78 трупов, во второй — 42 и в третьей — 24 трупа расстрелянных детей. Медицинским осмотром установлено, что они были умерщвлены огнестрельным оружием. Путем опроса местных жителей и бывших работников колонии установлены фамилии и имена погибших детей. Данными предварительного следствия также установлено, что совершенное немецко-фашистскими захватчиками злодеяние в колонии исходило от командования немецкой оккупационной армии и приводилось в исполнение сотрудниками немецкой районной комендатуры Вольфом, Велом и Анером при содействии советских граждан из бывших сотрудников колонии. По данному делу арестованы и привлечены к уголовной ответственности семь жителей села Преслав. Это Рупчев Илья Прокофьевич, 1883 года рождения, из крестьян, болгарин, малограмотный, женатый, до ареста работал в колонии садовником; Вереникина Мария-Тамара Васильевна, 1900 года рождения, из рабочих, имеет высшее образование, русская, до ареста работала директором Преславской колонии; Рупчев Николай Петрович, 1890 года рождения, из служащих, болгарин, малограмотный, женатый, до ареста работал в Преславской колонии плотником; Козаченко Татьяна Тимофеевна, 1889 года рождения, из служащих, русская, образование среднее, разведенная, до ареста работала в Преславской колонии заведующей корпусами; Дмитриева Анна Степановна, 1889 года рождения, из крестьян, болгарка, замужняя, образование среднее, до ареста работала фельдшером Преславской колонии; Шахворостова Мария Филипповна, 1909 года рождения, из рабочих, русская, малограмотная, замужняя, до ареста работала в Преславской колонии заведующей корпусами; Мильчевский Дмитрий Иванович, 1888 года рождения, из крестьян, болгарин, малограмотный, женатый, до ареста работал в колхозе.  Все арестованные на предварительном следствии признали себя виновными в предъявленных им обвинениях и дали подробные показания о соучастии в расстрелах детей колонии».

Далее следуют показания арестованных и свидетелей. Спокойно читать их невозможно.

Обвиняемый Рупчев И. П.: «В первой половине октября 1941 года в колонию приехали два немецких офицера из районной комендатуры и переводчик. Я подошел к ним, и офицеры предложили мне ознакомить их с хозяйством колонии. Я выполнил это. Офицеры осмотрели сначала сад и виноградник, затем подсобное хозяйство, а потом зашли в жилые корпуса, мастерские и столовую. Находясь в столовой, офицеры спрашивали о питании детей, снабжении их обувью, одеждой. Я отвечал на их вопросы. <…> В момент наших разговоров присутствовавший здесь же в столовой Рупчев Николай, обращаясь к переводчику, попросил его: «Передайте господам офицерам, что у нас в колонии есть дети еврейской национальности, мы заявляем об этом своевременно, чтобы впоследствии не отвечать за них». После отъезда офицеров из колонии я был вызван в Преславскую сельуправу, где секретарь управы Савенко приказал мне составить списки на детей колонии. <…> 30 октября 1943 года, подписав составленные заведующей корпусами Татьяной Козаченко списки, я направился в районную комендатуру к коменданту Вольфу, который просмотрел списки, а затем красным карандашом против каждой фамилии еврейской национальности поставил птичку и сказал: «Евреев расстреляем». Затем Вольф спросил у меня: есть ли в колонии какие-либо ямы. Я ответил, что есть яма около столовой, подготовленная для засыпки овощей. Предупредив меня, чтобы яма была подготовлена, Вольф оставил у себя списки, а я ушел обратно в колонию. <…> Возвратясь в колонию, примерно часа в два дня, я увидел там офицеров и около десятка вооруженных солдат, которые уже ожидали меня. Как только я пришел, офицер дал распоряжение собрать всех детей в столовую, что мною и было сделано. В столовой офицер вручил мне список и сказал: «Вызывайте детей-евреев, отмеченных в этом списке карандашом». Я начал вызывать, но назвав три-четыре фамилии, почувствовал себя плохо и список передал присутствовавшей там Донцовой Марфуше. Расстрел производился здесь же во дворе колонии, около столовой, в яме, приготовленной для буряков. В тот момент, когда Донцова продолжала вызывать по списку детей, находившихся в столовой Дмитриева Анна вместе с переводчицей направляла названных детей во двор и передавала их немецким солдатам».

Свидетель Осьминкин, бывший кладовщик колонии: «Дети находились в столовой и их вызывали по списку и группами по пять-шесть человек фашистские солдаты водили к яме, которая находилась здесь же, примерно в 40 метрах. Около ямы стояли четыре гестаповца, которые производили расстрел. Когда детей подводили к яме, солдаты заставляли их прыгать в яму, а тех, кто сопротивлялся, били прикладами и силой бросали в яму и затем расстреливали. Когда закончился расстрел детей-евреев, фашисты стали забирать детей из изолятора и больницы. Находящиеся там дети не могли передвигаться без посторонней помощи, немецкие солдаты хватали их и волоком тащили по двору к яме. Беспомощных детей, как дрова, бросали в яму и там расстреливали. Дети кричали, плакали, просили, чтобы им оказали помощь, но сделать это было нельзя, так как озверевшие гестаповцы никого к ним не подпускали. После расстрела, когда фашисты отошли от ямы, я вместе с другими работниками колонии — Мильчевским и Ботиным, подошли к яме и увидели, что некоторые из детей еще живы, слышны были стоны раненых. Я крикнул стоявшей невдалеке от ямы фельдшеру Дмитриевой: «В яме находятся живые люди, как быть?» Дмитриева подошла ближе и сказала: «Закапывайте их так. Иначе, если узнают немцы, нам попадет». Таким образом, в яме были засыпаны живые, раненые дети».

В апреле 1942 года на должность директора Преславской колонии была назначена немецкой райуправой Мария (Тамара) Вереникина, установившая для детей, как особо подчеркнул замнаркома внутренних дул УССР в своем сообщении, «фашистский режим, подвергая их зверским избиениям и издевательствам». И далее: «Она также предоставляла девушек-воспитанниц для полового насилия солдатам оккупационной армии». А вот, как обрисовали директрису допрошенные в качестве свидетелей бывшие сотрудники колонии Анна Васильева, Любовь Величева: «Воспитанники колонии называли ее кровожадным палачом; она никогда не проходила по усадьбе колонии, чтобы у нее не было в руках какой-либо палки. В хозяйстве были продукты, но детей кормила отвратительно, они вынуждены были ходить и доставать себе куски хлеба и картофель у крестьян. Вереникина избивала детей за малейшие проступки. В феврале 1943 года она так избила мальчика Ваню, что изломала об него палку — только лишь за то, что Ваня напек себе картошки и украдкой хотел скушать. Весной 1943 года Вереникина нашла у одной девочки по имени Дуся кусок хлеба и обвинила ее в краже хлеба и зверски избила за это. Та не могла стоять на ногах, упала, а Вереникина схватила ее за горло и стала душить, пока у Дуси изо рта ни пошла пена. <…> В 1942 году Вереникина возила в город Ногайск [современный Приморск] девушек-воспитанниц Я., Х. и Т. в парикмахерскую для завивки волос, а затем водила этих девушек к морю, где располагались румынские воинские части, и там этих девушек отдавала на поругание. Впоследствии эти девушки забеременели. Чтобы скрыть следы этих преступлений, Вереникина возила их в Ногайск, где им были произведены аборты. <…> Во время немецкой оккупации Вереникина чувствовала себя как помещица, с населением никогда не разговаривала. Хорошими друзьями Вереникиной были немецкие и румынские офицеры, районный комендант немец Вел и его заместитель Анер. Часто для них Вереникина устраивала вечера». А свидетельница Величева добавила: «При оккупантах Вереникина вела развратный образ жизни, к этому же склоняла девушек — воспитанниц колонии, на глазах у детей устраивала балы с немецкими и румынскими офицерами».

(Окончание следует)