Настоятель храма во имя Святой Троицы, президент Благотворительного фонда «Благовест» Протоиерей Олег Николаев продолжает отвечать на вопросы читателей «Делового».
Нательный крестик у праславных с распятием? Или это католический и его носить нельзя? Что означает распятие на нательном крестике?
— Крест есть не что иное, как символ нашего спасения. В двух словах очень сложно объяснить, что вкладывается в понятие «символ». Если говорить очень просто, то можно сказать, что «символ» передает суть явления или события, при этом «символ» может не иметь буквального совпадения с ним. Этим символ отличается от «образа». Задачей образа является наиболее полное, максимально приближенное к оригиналу изображение.
Если исходить из утверждения, что нательный крест является символом нашего спасения, то не имеет значения его художественное украшение. Не важно, будет ли крест с распятием или без него. Первые христианские кресты были четырехконечными без распятия, и на них не было никаких надписей. Иконография православного Распятия получила свое окончательное догматическое обоснование в 692 году в 82-м правиле Трульского собора, утвердившего канон иконографического изображения Распятия. Главным условием канона становится сочетание исторического реализма с реализмом Божественного Откровения. Фигура Спасителя, то есть распятие выражает Божественный покой и величие. Она как бы наложена на крест и Господь открывает Свои объятия всем к Нему обращающимся. Именно такой тип распятия мы видим на древнерусских крестах, на которых главным является не анатомически точное изображение Христа, а Его победа над смертью. Христос как бы парит над перекладиной.
В эпоху Возрождения, которая на самом деле была эпохой возвращения к античному, по сути, языческому мировосприятию в католической церкви возникает новый тип Распятия, в котором преобладающими становятся черты натурализма человеческих страданий и муки крестной казни: тяжесть тела Христа, провисающего на вытянутых руках, глава, увенчанная терновым венцом, перекрещенные ступни пригвождены одним гвоздем (новшество конца XIII века). Анатомические подробности католического изображения, передавая правдивость самой казни, тем не менее, скрывают главное — торжество Господа, победившего смерть и открывающего нам жизнь вечную, концентрируют внимание на муках и смерти. Натурализм такого креста обладает лишь внешним эмоциональным воздействием. Изображения распятого Спасителя, сходные с католическими, встречаются, к сожалению, и на православных крестах, особенно часто в XVIII-XX вв. О сегодняшнем времени и говорить не приходится. Из рук современных светских ювелиров, весьма далеких от церковной традиции, зачастую выходят низкокачественные, во всех смыслах изделия, которые и крестами назвать бывает трудно.
Несколько слов необходимо сказать о количестве концов нательного креста. Сегодня многие и даже православные священники, утверждают, что православный крест — только восьмиконечный, а остальные (четырех, и шестиконечные), сугубо католические. Это не соответствует действительности, а подобное мнение — всего лишь, проявление крайнего невежества. Действительно, на Западе наиболее употребительным ныне является «иммисса» — обычный четырехконечный крест, который похож на древнейшие христианские кресты. Именно этот тип нательного креста невежественные поклонники мнимой старины пренебрежительно называют — Римский крест. Вот, что писал о почитании креста великий русский святой Димитрий Ростовский: «И не по числу древес, не по числу концов Крест Христов почитается нами, но по Самому Христу, пресвятой кровью Которого обагрился. И проявляя чудесную силу, какой-либо крест не сам собою действует, но силой распятого на нем Христа и призыванием пресвятого имени Его» (Розыск, кн. 2, гл. 24).
Используемый в литургической практике Православной Церкви «Канон Честному Кресту» — творение святого Григория Синаита — воспевает Божественную силу Креста: «Кресте всечестный, четвероконечная сила, Апостолом благолепие» (песнь 1), «Се четвероконечный Крест, имеяй высоту, глубину и широту» (песнь 4). Поэтому, вопреки невежественным утверждениям не только католический запад, но и весь Православный Восток и поныне употребляет эту форму креста как равнозначную всем другим.
Подводя некоторый итог нашему небольшому исследованию, можно сказать, что Православная Церковь признает все виды нательных крестов — четырех, шести и восьмиконечные, с распятиями и без них. Необходимым условием является соответствие стилистики креста православной догматике. И самое главное, чтобы его ношение являлось бы не демонстрацией ювелирного украшения, что кощунственно само по себе, а выражением православной веры его обладателя.
— Будут ли священники баллотироваться в депутаты на предстоящих выборах в местные советы? Какова в этом отношении позиция Церкви?
Церковь у нас отделена от государства. И это великое благо для самой Церкви. Не так давно, до 1917 года священники принимали активное участие в работе государственных органов местного уровня и даже избирались в Государственную Думу, аналог нынешней Верховной Рады. Из их воспоминаний становится понятно, что такая деятельность приносила Церкви больше вреда, чем пользы. Священнослужители вынуждены были участвовать в обсуждениях тех или иных вопросов, которые часто походили на соревнования в лукавстве, лицемерии, склочности и часто заканчивались потасовками и нецензурной бранью. Попытки не являться на заседания расценивались «демократическими» силами того времени, как попытки церковников остановить процессы демократизации и свободы. Одним словом, и так не так, и эдак не так. Приведу несколько строк из воспоминаний авторитетного церковного иерарха начала XX столетия, члена II и III Государственной Думы, епископа Евлогия (Георгиевского): «Вспоминая мое пребывание во II Государственной думе, я хочу сказать несколько слов о тех душевных моих состояниях, которые возникли под влиянием чуждого мне мира политической борьбы.
Поначалу новизна обстановки и работы меня чрезвычайно интересовала. Все было иное, не только не похожее на предыдущую мою жизнь, но ей диаметрально противоположное. Неведомые мне люди-политики, их поведение, разговоры, повадки, даже внешний облик некоторых из них... — все привлекало мое внимание. Глаза разбегались, душа жадно вбирала впечатления. Присутствие в учреждении, предназначенном для законодательной работы во всероссийском масштабе, невольно возбуждало чувство своей важности, значительности; самое призвание депутата вселяло убеждение, что мы — народные представители, законодатели — влияем на судьбы России; оно и поднимало и надмевало.
Но чем дальше, тем сильнее я стал чувствовать, что работа в Думе внутренно далека от Церкви, даже ей враждебна. Когда мне случалось между заседаниями служить панихиду по каком-нибудь скончавшемся депутате или общественном деятеле, я всякий раз должен был психологически перестраиваться; не сразу, бывало, попадешь в тон молитвы и песнопений, точно Церковь и политика друг друга исключали. Приедешь в Думу — в вестибюле у вешалок еще ничего, но стоит войти в зал, — и сразу весь настороже: кто друг? кто враг? Душа мгновенно обособляется, возбуждена желанием спорить, сразиться, победить. Атмосфера в зале наэлектризована воинственностью, точно в воздухе реют бесы и настраивают людей на взаимный антагонизм. Не успеешь дойти до своего места — и уже словно намагничен, физически заражен всеобщим боевым настроением: щеки горят, нервы приподняты, все существо взбаламучено...
По природе я борьбу не любил. Она всегда вызывала ощущение тяжести, наваливающейся на мою душу. Нехристианский дух борьбы мне был всегда мучителен. Но когда она проявлялась в столь безобразных формах, как в Думе, я доходил подчас до полного душевного изнеможения. Грубые реплики с мест и с трибуны, переходившие иногда в неистовую брань, разнузданность языка под влиянием страстей, дикие выкрики некоторых депутатов по адресу противников — выносить все это было трудно. Просидишь взвинченный, накаленный в Думе, а приедешь домой — и наступает реакция: чувствуешь себя, точно кто-нибудь тебя избил или душил. Вспомнишь о том, что было в Думе, и инстинктивно ощущаешь, что вырвался из атмосферы злых сил... Какой ужас политические страсти! Какую злобу они рождают»!
Поэтому, лучше Церкви и ее священнослужителям быть в стороне от прямого участия в политике. Но это не означает, что Церковь должна быть вдалеке от общества и его проблем. Задача Церкви — воспитать, растить честных, порядочных, неравнодушных людей, которые своими трудами будут воплощать в жизнь христианские принципы о любви к ближнему. И среди этих воспитанников Церкви должны быть и политики, честно исполняющие свой долг перед народом в целом, и перед конкретными людьми, которые их избирали, в частности.
Вопросы священнику задавайте по телефонам 7-06-67 и 7-36-67 или присылайте SMS на номер: 067 427-84-92
Татьяна ГОРЯЧЕВА
Комментарии:
нет комментариев