Очевидец событий 3 ноября 74-го Павел Боровик: «А медсестра мне говорит: «Нины твоей нет, она в морге…»

Павел Антонович Боровик — один из тех, чью жизнь навсегда изменила кровавая дата — 3 ноября 1974 года. Его жена Нина, фельдшер скорой помощи, погибла в тот вечер от пули убийцы. Несмотря на свои 90 лет, те давние события очень четко сохранились в памяти Павла Боровика. Не забыла тот день и дочь Нины и Павла — Павлина, пережившая трагедию тринадцатилетней. Сегодня ей 48 лет, ровно столько, сколько было маме в 1974-м… 

Точка невозврата

  Одним из белых пятен трагедии 35-летней давности является причина, по которой образцовый сержант-пограничник повернул оружие против мирных граждан, которых обязан защищать. В разговоре с Павлом Антоновичем всплыл эпизод, о котором мы прежде слышали, но никем он не подтверждался... 

 — Спустя девять месяцев после случившегося нас, пострадавших и свидетелей — всего 32 человека — возили в Одессу на военный трибунал — давать показания. Там выяснилось, что началось все здесь, во дворе по ул.Ульяновых, 2 и Горького, 1 и 3. Там жил рабочий пятого завода Линник, который на суде рассказал, как вместе с женой, ее сестрой с мужем в воскресенье, 3 ноября, он направлялся в кино — в клуб ВЛКСМ на ул.Шевченко. Когда вышли на улицу, жена отлучилась в туалет — на его месте сейчас гаражи, а вся компания неспеша шла по Ульяновых в сторону военкомата. Дошли до детсада «Солнышко» и, не дождавшись, вернулись назад во двор, где увидели, что женщину прижал возле туалета пограничник и не пускает. Оружия у него не было, но видно было, что ведет себя неадекватно. Линник ударил хулигана и тот побежал на улицу Горького в сторону погранпункта. Компания, как и планировалось, отправилась смотреть фильм.

Как вспоминает сегодня Павел Антонович, из показаний на трибунале дневального погранзаставы выходило, что сержант прибежал в расположение с царапиной на лбу и потребовал йод из сейфа. В отсутствие командира он обычно оставался за начальника. Рядовой открыл оружейную пирамиду, где стояли автоматы, сверху лежали перевязочные пакеты. Вместо йода и бинтов сержант схватил автомат, за голенищем сапога у него оказался припасенный рожок. Направив оружие на дежурного, сержант потребовал открыть сейф, где хранились заряженные сменные магазины общей емкостью около 500 патронов, по 31 в каждом. Услышав отказ, он загнал патрон в патронник и пообещал пристрелить дневального, если тот не выполнит требование. 

«А дома — наша тихая собачка-болонка бегает по комнатам и воет»

Павел Боровик уже после того, как все жертвы были похоронены, несколько раз прошел по маршруту убийцы, расспрашивая очевидцев, как все было.

— Забрав боеприпасы, убийца вышел за территорию части, сразу дал очередь по проходной порта. Первые убитые появились почти сразу — на ул.Урицкого, напротив бывшего санатория «Азов», где сейчас стоят мусорники. В этом доме жили две приехавшие на отдых по курсовкам. Одну из отдыхающих он и застрелил, другую тяжело ранил в плечо, вроде как впоследствии ей удалили руку.
  Еще одним свидетелем ужасных событий стала дочь Павла Антоновича — Павлина Жилина, которой тогда было 13 лет. 

— Мы с соседями-сверстниками играли на улице, услышали звуки выстрелов и решили, что стреляют собак. Из любопытства побежали на улицу в направлении выстрелов. Раньше так было заведено — отстрел бродячих животных проводился рано утром, чтобы избежать недовольства прохожих-свидетелей. Только мы из-за угла на Ульяновых — взрослые нас схватили и кричат: «Быстро бегите по домам — солдат стреляет!» Тут же раздались выстрелы в скверике у памятника рыбаку — там погиб художник рыбзавода Кайдалов. Отец услышал выстрелы и стал кричать мне с балкона: «Бегом домой!» А дома — наша тихая собачка-болонка бегает по комнатам и воет так, что аж крыша поднимается. Кричали на нее, чтоб затихла, а ей все равно. Еще были слышны выстрелы, раздался телефонный звонок и отцу сообщили, что с мамой что-то случилось, нужно ехать в скорую помощь. Вообще четко помню только, как я бегу домой, все дальнейшее после похорон словно стерлось.

 — Звонившей оказалась сотрудник «скорой» Нона Кривцова — она накануне сменила мою жену, — вспоминает Павел Боровик. Еще и предлагала подвезти домой с подвернувшимся попутным вызовом — Нина отказалась, так как собиралась по дороге зайти в магазин. Что именно произошло — Нона не знала, сообщила только, что мне необходимо срочно в больницу, поскольку Нина якобы заболела. Тут на улице услышал крики: «Сергея застрелили», Кайдалов жил в нашем подъезде. От предчувствия беды мне стало плохо: решил, что, наверное, и Нина попала под обстрел. Приемный покой горбольницы тогда был в здании, где сейчас размещена пульмонология. Внутрь меня не пустили милиционеры, помог подъехавший как раз Камаев — дал команду меня пропустить. А медсестра мне говорит: «Нины твоей нет, она в морге...»

Смертельное ранение моя жена получила на ул.Дюмина (тогда Кирова) в районе музея Бродского. Затем мимо проезжающий таксист подобрал ее и женщину, раненую в руки, и отвез в больницу. Впоследствии нашел таксиста, он рассказал, что подобрал на Кирова двух раненых женщин, на больнице пассажиры самостоятельно вышли. Раненую в руки сразу куда-то забрали, а Нина легла на топчан в коридоре. Там, наверное, и дошла… В этот момент делали операцию Матвееву...

«У жены были прострелены плащ и платье — за это добавили еще 30 рублей»

— Сухарева хоронили в понедельник, 4 ноября на открытой машине, а Нину на следующий день хотели на «катафалке» — такие автомобили только появились, — вспоминает Павел Боровик. — Мы были против, потому Антонов, заменявший тогда Шаульского, дважды приезжал меня уговаривать — я в ответ пригрозил поставить гроб на дедову повозку и самостоятельно отвезти на кладбище. Хлопоты по похоронам легли на «Дормаш» — рытье ямы, изготовление гроба и готовка обеда. Хоронили также на машине от этого предприятия, покрытой красным покрывалом. Наверное, мало у кого остались свидетельства тех событий, фотоаппараты тогда были редкостью. Моя старшая дочь работала на трикотажной фабрике, и знакомый художник вызвался сфотографировать похороны Нины.

Вроде бы все получили материальную компенсацию за потерю близких: в военной комендатуре нам заплатили 200 рублей. У жены были прострелены плащ и платье — за это добавили еще 30 рублей. А Павлине Одесский военный округ платил до совершеннолетия по 23 рубля 28 копеек, еще немного доплачивала больница. Знаю, что военные компенсировали убытки даже тем, кто физически не пострадал: от выстрела одного из милиционеров в частном доме разбилось окно, пуля пробила шифоньер и испортила вещи, за которые также заплатила комендатура.

Все, что касалось ноябрьских событий, тогда засекретили, меня специально вызывали в военную комендатуру. В итоге, кроме пострадавших и их родственников, что-то знали только те, кто жил близко. До большинства искаженные слухи дошли спустя несколько дней. Зато вечером в день расстрела я, как и многие, слушал репортаж о бердянских событиях по «Голосу Америки».

«Портреты на могилах тогда ставили только большим людям»

На трибунале были пограничники — дневальный в сопровождении старшего лейтенанта и разжалованный бывший начальник заставы в гражданском. На суде на меня кричали. Спрашивают, как я с женой жил, как она со мной? Я в ответ: «Вы меня судите или преступника? Почему место за отгородкой пустует, где он?» Заседатели — два старших лейтенанта и подполковник, вроде как военный прокурор, а судья-майор кричит: «Он невменяемый и это не твое дело!» Если так, должны были вылечить, а потом судить. Всего трибунал длился три или четыре дня, заседания шли по два часа.

На суде меня спрашивали, что надо для похорон. Поскольку они грубили, ответил: «Ничего мне от вас не надо, все сделаю сам». Когда через год кинулся ставить памятник, оказалось все дорого, побывал даже у командира Ждановского погранполка с просьбой о помощи. Спустя время из Одессы пришел ответ — в просьбе отказано, вопрос должен был рассматриваться судом. В итоге сам ездил в райцентр Коростышев под Житомиром заказывать памятник с фото Нины и сам устанавливал его на могиле. Портреты на могилах тогда были в новинку, их ставили только большим людям, и в Бердянске такое не делали. Через пару лет вызывали в милицию и разбирались, как я заказывал памятник? Пришла жалоба, что я — аферист, якобы воспользовался блатом. Хорошо, что сохранились квитанции, вопрос быстро решился.

На момент смерти Нине Боровик было 48 лет, проработала 10 лет в «скорой», одновременно еще на полставки в «неотложке» — делала уколы на дому по выходным с утра и до вечера.

— Когда порой вызываем «скорую» для отца, то врачи уточняют — не родственники ли мы Нины Боровик? — рассказывает Павлина Павловна, — Приятно, что даже совсем молодые медики и те помнят, кем она была и как погибла.

Вспомним всех поименно?

Человеческая память несовершенна. Архивы — тоже. В этом мы убедились, когда попытались найти фамилии всех жертв событий 35-летней давности. Ведь не века прошли, а всего три десятилетия, а за полтора месяца расследования мы знаем всего четыре фамилии.

Милиционеры, принимавшие участие в тех событиях, не смогли вспомнить всех погибших, назывались разные цифры. В городском отделе СБУ сказали, что не имеют никаких интересующих нас документов и посоветовали обратиться в пресс-службу СБУ области.
Поиски источников в Бердянске тоже пока оказались бесплодны. Начальник городского архива Галина Жаркова, к которой мы обратились с просьбой помочь в поиске, была бы рада, но такой информации в Бердянском архиве не оказалось.

Медики также развели руками. Главврач горбольницы Олег Левченко объяснил, что медицинские документы хранятся только 25 лет, после чего уничтожаются. В скорой и того хуже: как рассказал заведующий отделением скорой помощи Александр Горбунов, журналы вызовов хранятся всего три года, а медицинские карточки — год. Александр Адольфович пообещал связать нас с кем-то из ветеранов, возможно, работавшим на смене в тот роковой день, кто может вспомнить фамилии пострадавших.

Судмедэкспертиза, которая имела дело непосредственно с телами застреленных людей, казалось бы, должна обладать нужной нам информацией. Однако, как объяснил судмедэксперт Николай Оболенский, даже такие документы не хранятся более 25 лет.
Вспомнив о том, что в Бердянском отделении РАГС есть свой архив, где хранятся документы не только о бракосочетании и рождении, но и смерти, с 1934 года, мы обратились к начальнику отделения Оксане Матюшинец. Но и здесь нас ждало препятствие. Как пояснила Оксана Геннадиевна, отделение РАГС имеет право допускать кого бы то ни было к подобным документам только по запросу правоохранительных органов. Исключение составляют близкие родственники.

Еще одним источником, к которому мы прибегли в ходе расследования, стал директор городского кладбища №2 Григорий Горячев, который как раз в 1974 году работал на старом кладбище, где должны быть похоронены все жертвы ноябрьской трагедии. Но, как пояснил Григорий Павлович, найти их будет нелегко. В те годы на кладбище не существовало какой-то стройной схемы захоронений. Людей хоронили, где кому заблагорассудится, некоторые могилы располагались поперек дорожек.

Делить старое кладбище на секторы и как-то упорядочивать территорию стали, по словам Григория Павловича, только в последние годы перед закрытием, а закрыли его в 1982 году. Григорий Горячев предположительно вспомнил место, где похоронен застреленный пограничником заместитель начальника порта Николай Сухарев, а также пообещал попытаться выяснить все возможное.

Уважаемые читатели!
Наше расследование продолжается, мы надеемся установить фамилии всех жертв трагедии для установки памятного знака. Если вы сами или ваши родственники обладают информацией о жертвах ноябрьских событий 1974 года, звоните или пишите в редакцию, оставляйте сообщения в разделе форума на нашем сайте. А мы, в свою очередь, обещаем информировать вас о ходе расследования.
На 1-ой странице обложки — фото траурной процессии на похоронах Нины Боровик из архива семьи Боровик.

Выступление депутата городского совета Татьяны Горячевой на 76-й сессии горсовета 3 декабря 2009 года

Уважаемый городской голова, секретарь совета, уважаемые коллеги!

В ноябре 1974 года в истории нашего города произошло трагическое событие, которое оставило глубокий след в памяти сотен жителей Бердянска. 3 ноября обезумевший пограничник оказался на улицах города с автоматом и начал расстреливать горожан. В результате трагедии 9 человек были убиты и 11 ранены. Только благодаря героизму работников милиции Александра Матвеева и Виктора Андрусенко, завязавших перестрелку с преступником, и подвигу рабочего завода ПТО Николая Рябченко, вырвавшему раскаленный автомат из рук преступника, его удалось задержать.

Спустя 35 лет бердянцы помнят о подвиге. Журналисты газеты «Бердянск деловой» убедились в этом, проводя расследование о событиях того времени. Именно из общения с горожанами возникло предложение, опубликованное в газете «Бердянск деловой» 5 ноября — присвоить Николаю Рябченко звание «Почетного гражданина Бердянска» за подвиг, совершенный в мирное время по защите горожан от вооруженного преступника. За это предложение в ходе опроса, ведущегося на сайте «Бердянска делового» уже высказалось 84% принявших участие в голосовании.

Убеждена, что вопрос присвоения звания Почетного гражданина Бердянска Николаю Рябченко не нуждается в обсуждении в комиссиях. Также предлагаю рассмотреть вопрос об установлении памятного знака на одной из улиц города, где происходили события и гибли жители города: ул.Ульяновых, Дюмина, Ля-Сейнской. Этот знак может стать местом, куда потомки погибших смогут приносить цветы в день их гибели, данью нашей памяти о невинно погибших и напоминанием о подвиге.

Несмотря на то, что на сессии городского совета сегодня рассматривается почти 60 вопросов, прошу внести вопрос о присвоении звания почетного гражданина города Николаю Рябченко в повестку дня сессии и рассмотреть его первым.

А сейчас предлагаю всем нам почтить память погибших ни в чем не повинных бердянцев 35 лет назад минутой молчания.

Олег ЕРЕМИН, Ирина АННИНСКАЯ