Бродский и… тоже Бродский

Нынче, услышав эту фамилию, многие сразу вспомнят… лауреата Нобелевской премии по литературе Иосифа Бродского, автора откровенно тупого стихотворения «На Независимость Украины», в котором он украинцев назвал «бугаями», а стихи Великого Кобзаря — «брехней». Только в курортном Бердянске, что на берегу самого ласкового на земле моря – Азовского, заявят сходу: «Бродский? Так это же наш человек! У нас его имя художественный музей носит».

И это так: художественный музей в Бердянске появился после того, как – в далеком 1930 году, городу у моря подарил часть своей огромной личной коллекции картин – 230 штук, любимый ученик великого Ильи Репина, художник Исаак Бродский, который до конца своих дней называл Бердянск своей родиной. «У себя на родине, в Бердянске, — вспоминал он в своих мемуарах «Мой творческий путь», я считал необходимым создать музей. Это мне удалось. Я основал художественный музей, которому было предоставлено одно из лучших зданий». По сей день Бердянский художественный музей им. Исаака Бродского считается одной из жемчужин приморского курортного города.

«Он поет чисто и звонко»

Кстати, родился Бродский не в Бердянске. Как он сам вспоминал, «превратная судьба занесла моих родителей, уроженцев местечковой еврейской полосы, в болгарское село Софиевку близ города Бердянска, бывшей Таврической губернии». Там, в Софиевке, будущий художник прожил, как сам отмечал, «до восьми лет, а потом родители направили меня в Бердянск учиться. Я поступил в четырехклассную городскую школу».

После Бердянска было Одесское художественное училище, завершив учебу в котором [в 1902 году] талантливого юношу из скромной еврейской семьи без экзаменов зачислят в Высшее художественное училище при Петербургской Академии художеств. И он будет учиться мастерству у самого Ильи Репина. И автор всемирно известных «Запорожцев» по достоинству оценит способности своего ученика. «Меня восхищает в произведениях Бродского, — писал впоследствии Репин, — после его дивных, тонких линий истинной красоты, его колорит: скромный, глубокий, своеобразный и всегда неожиданный, — как его творчество. Он поет чисто, звонко; его мелодии красок бесконечны по своим сочетаниям, по своей особой гармонизации».

И это так и было: пением талантливого художника с берегов ласкового Азовского моря можно было заслушаться… в смысле, засмотреться) Его картины начала двадцатого столетия покоряют сразу. В моей личной электронной коллекции их много – несколько десятков, и они всякий раз, когда я обращаюсь к ним, восхищают меня, как некогда восхищали великого Репина.

Увы, чистым, звонкоголосым лириком художник из Бердянска был недолго: после большевистского переворота 1917 года и уже до конца своей жизни он верой и правдой служил коммунистическому режиму. И получил от него все, что только мог пожелать: в 1930 году становится профессором Академии художеств, через четыре года – ее директором [официальным художником №1 страны Советов]. Бродский первым из советских художников получил орден Ленина; в Ленинграде ему выделили огромную квартиру [сейчас в ней музей художника]. А его картину «Ленин в Смольном» чуть ли не до горбачевской перестройки – до середины восьмидесятых годов, пожалуй, можно было увидеть… везде.

Помню, когда осенью 1982 года я где-то у черта на куличках – на самом дальнем, как я говорю в таких случаях, Дальнем Востоке – в Приморском крае, то есть, пришел устраиваться на работу в редакцию районной газеты, первым, кого обнаружил в кабинете редактора – в тот момент, пока он отсутствовал, оставив дверь открытой, был… «Ленин в Смольном». А потом я шесть лет на редакционных планерках, чтобы не слушать поучения шефа, рассматривал Ленина, притаившегося у шефа за спиной, изучив как вождя, так и его кабинет до мелочей. И возненавидел и Ильича, и автора картины. Правда, тогда я даже представить не мог, что, спустя годы, когда переберусь в Запорожье – поближе к ласковому Азовскому морю), мы с ним окажемся земляками. И нынче я о нем пишу уже в третий раз. И вот почему: во-первых, в январе 2019 года исполнилось 135 лет со дня его рождения – я не мог оставить без внимания эту дату и рассказал о художнике в материале «Тот самый Бродский»; во-вторых, весной меня заинтересовала «Детективная история, связанная с картиной бердянского художника»; ну, а в-третьих, совсем недавно, 14 августа, исполнилось 80 лет со дня его смерти. И я решил использовать сей факт в качестве повода для продолжения разговора о талантливом художнике, бездарно растратившем свой яркий талант на службе у коммунистического режима.

«Рафаэль нашего времени»

В многочисленных живописных портретах второй Бродский, которого в наши времена нередко – и вполне заслуженно, называют певцом кровавой власти, запечатлел столько партийно-коммунистических боссов, что их, этих портретов хватило бы, наверное, на то, чтобы заляпать ими московскую кремлевскую стену, например. От земли до зубцов. И при этом, как я полагаю, ни один портрет не повторился бы) Пожалуй, на стене не осталось бы места даже для портрета сегодняшнего плюгавого хозяина кремля. Даже самого махонького – с салфетку размером, которой сопливой детворе мамаши носы подтирают.

Создавал художник из Бердянска и многолюдные полотна: расстрел бакинских комиссаров, например, запечатлел. Хотя спроси сегодня у любого на улице, и никто толком не ответит, кто они такие, эти комиссары, и по какому поводу их расстреляли.

Еще многочисленные встречи Ильича [который из Смольного)] с народом Бродский увековечил.

Ну, а самая грандиозная – по количеству персонажей, его картина называется длинно и нудно: «Торжественное открытие Второго конгресса Коминтерна во дворце Урицкого в Ленинграде. 1920-1924 гг» [не всем, думаю, хватит выдержки дочитать ее название до конца)]. Работа над ней была завершена в 1924 году и картину сразу же представили публике в московском Музее изящных искусств.

Власть широкомасштабное плотно бердянского художника оценила высоко, посчитав картину, как тогда выражались, очень правильной – соответствующей линии партии. И не только власти она понравилась: сам Илья Репин, учитель Бродского, был в восторге от картины. Назвав своего ученика «Рафаэлем нашего времени» (!), он отозвался о его работе следующим образом:

«Торжественное открытие Второго Конгресса» — картина Исаака Бродского представляет такое необыкновенное явление, что о нем можно только благоговейно молчать. Такая масса лиц (600) и движений, и все портреты, и все они действуют, начиная с главного оратора Ленина. Это колоссальный труд, и выполнение такой сложной композиции — мы знаем их — редкость».

Представляет из себя эта по-настоящему огромная картина [размеры ее 320 см на 532 см] преогромный групповой портрет, на котором действительно изображены около 600 человек. Причем практические все они – подавляющее большинство, повернуты лицами к зрителю. И многие узнаваемы – это реальные люди. В связи с чем по картине был выпущен… специальный каталог-путеводитель(!) с указанием фамилий 226 угодивших на полотно деятелей той поры. Половина из них во второй половине тридцатых годов, правда, была расстреляна и картина… попала под запрет [враги же народа изображены!] и долгое время пребывала в запасниках Исторического музея.

Кстати, на картине – в ее левой части, имеется один персонаж, который… закрылся газетой. Словно предугадывая расстрельную судьбу участников конгресса, он таким нехитрым способом как бы пытается спрятаться от нее.

Наверное, не получится. В роковой для страны 37-й всех разглядят – и виноватых, и не виновных. А Бродский, к слову, в 1937 году уедет за границу — представлять СССР своими, очень правильными, картинами. И получит Гран-при на Всемирной выставке в Париже.

Присутствует на «Торжественном открытии конгресса» и автор картины – сам Бродский. Он поместил себя – с альбомом для рисования в руках, в правую часть полотна, ниже крайней правой колонны.

Не разделяя восторга Репина, замечу от себя, что, выдержанная в красно-коричневых, точно отобразивших коммуно-фашистскую эпоху, тонах, картина не может понравиться нормальному человеку: она, несмотря на всю торжественность запечатленного на ней момента, производит гнетущее впечатление. Даже если не знать [или не вспоминать] о будущих жертвах красно-коричневого террора.

«Его талан ушел от него…»

А родной Бердянск, Азовское море манящее каждого, кто хотя бы однажды побывал на его берегу, осталось где-нибудь у Бродского? — задался однажды я вопросом и в очередной раз взялся изучать его работы, находящиеся во многих музеях и галереях, включая частные. В Третьяковской галерее, к примеру, кроме «Ленина в Смольном», находятся также картины «Опавшие листья», «Италия» и «Аллея парка» — это то, что мне сразу вспомнилось.

Бердянска и моря, увы, у бердянца Бродского я не нашел. Но не будем судить его за это строго) Он для провинциального Бердянска сделал почти невозможное: художественный музей в городе открыл в 1930 году. При том, что в Запорожье такой музей появится… на несколько десятилетий позже – в 1971 году.

Кстати, Запорожье в живописном, если можно так выразиться, архиве Бродского отыскалось: четыре картины в городе за днепровскими порогами написал «певец кровавой власти». Похожи они больше, правда, на плакаты и объединены в серию с общим названием: «Днепрострой». Впрочем, я не так выразился: они не просто похожи на плакаты, это и есть агитационные плакаты – соцреализм в чистом виде.

А изображены на них… ну, конечно же, строители «светлого будущего», в котором никому так и не довелось пожить. Хотя людей погублено было при его строительстве… словами не выскажешь, сколько.

И в завершение – рассказ Корнея Чуковского о посещении Бродского в феврале 1926 года:

«Я взялся писать о Репине и для этого посетил Бродского Исака Израилевича. Хотел получить от него его воспоминания. Ах, как пышно он живет – и как нудно! Уже в прихожей висят у него портреты и портретики Ленина, сфабрикованные им по разным ценам, а в столовой – которая и служит ему мастерской – некуда деваться от «расстрела коммунистов в Баку».

Расстрел заключается в том, что очень некрасивые мужчины стреляют в очень красивых мужчин, которые стоят, озаренные солнцем, в театральных героических позах. И самое ужасное то, что таких картин у него несколько дюжин. Тут же на мольбертах холсты, и какие-то мазилки быстро и ловко делают копии с этой картины, а Бродский чуть-чуть поправляет эти копии и ставит на них свою фамилию. Ему заказано 60 одинаковых «расстрелов» в клубы, сельсоветы и т. д., и он пишет эти картины чужими руками, ставит на них свое имя и живет припеваючи. Все «расстрелы» в черных рамах. При мне один из копировальщиков получил у него 20 червонцев за пять «расстрелов». Просил 25 червонцев.

Сам Бродский очень мил. В доме у него, как и бывало прежде, несколько бедных родственниц, сестер его новой жены. У одной сестры – прелестный белоголовый мальчик Дима. Чтобы содержать эту ораву, а также и свою прежнюю жену, чтобы покупать картины [у него отличная коллекция Врубеля, Малявина, Юрия Репина и пр.], чтобы жить безбедно и пышно, приходится делать «расстрелы» и фабриковать Ленина, Ленина, Ленина. Здесь опять-таки мещанин, защищая свое право на мещанскую жизнь, прикрывается чуждой ему психологией.

Теперь у него был Ворошилов, и он получил новый заказ: изобразить два заседания Военных Советов: при Фрунзе, при Ворошилове. Для истинного революционера это была бы увлекательная и жгучая тема, а для него это все равно, что обои разрисовывать – скука и казенщина, казенщина и скука.

Примирило меня с ним то, что у него так много репинских реликвий. Бюсты Репина, портреты Репина и проч. И я вспомнил того стройного изящного молодого художника, у которого тоже когда-то была своя неподражаемая музыка – в портретах, в декоративных панно. Его талант ушел от него вместе с тонкой талией, бледным цветом лица [и проч.]»

Об уходе таланта крепко сказано)

Владимир ШАК

Фото из открытых Интернет-источников

На двойном снимке вверху:

Исаак Бродский, 1909, портрет работы Юрия Репина (сына Ильи Репина); Исаак Бродский, 1937, портрет работы Петра Белоусова, художника из Бердянска, ученика Бродского